Психотерапевт Карл Расбалт считает, что существуют разные виды таких вкладов (инвестиций) в отношения: например, общие друзья, приобретенное совместное имущество и такие ресурсы, как деньги, время и усилия. Расбалт определяет вложения как все то, что человек вкладывает во взаимоотношения и что с их разрывом может быть утрачено. По его наблюдениям, чем больше человек вложил в отношения, тем менее вероятно, что он из них выйдет[583]. Таким образом, совершенно очевидно, что, если мы отдаем, вкладываем в нашего избранника свою энергию, время, деньги и заботу, мы привязываемся к нему сильнее и начинаем ценить его больше. С другой стороны, если мы сами хотим, чтобы наш партнер дорожил нами, необходимо позволять ему вкладывать в нас и учиться принимать его дары.

Часто мы отказываемся принимать подарки, ошибочно полагая, что только самоотверженность и постоянная забота о партнере способны вызвать благодарность и любовь. К несчастью, такие надежды остаются неоправданными. Объект всеобъемлющей заботы и любви не испытывает особой благодарности и недостаточно предан нам и нашим взаимоотношениям. Поэтому роль вечного донора неблагодарна! Лучше позволить нашему партнеру тоже делать для нас что-то приятное и вкладываться в отношения. Нужно не бояться просить что-то взамен и озвучивать свои ожидания. Наша щедрость обязательно вызовет в партнере ответные эмоции, если он будет чувствовать, что у него есть возможность ответить тем же. Такая схема позволит нам «выплачивать долги» друг другу, укрепляя обоюдную привязанность и верность[584].

Примером ценности вложений является и родительская любовь. В животном мире именно родительская забота обеспечивает выживание вида. Разные формы заботы о потомстве являются прогрессивным эволюционным приобретением, обеспечивающим более гибкое приспособление растущего организма к условиям его жизни в постнатальном онтогенезе[585].

Однако забота о детенышах влечет за собой и растущее противоречие между потребностями родительской особи и ее потомства. Затрачивая время и энергию на уход за детенышами, родитель увеличивает их приспособленность в ущерб своей собственной. Именно поэтому забота о потомстве считается одной из форм альтруистического поведения[586].

О том, что чувствуют животные и что является для них движущей силой заботы о потомстве, мы можем только догадываться. В человеческом обществе эти формы проявления альтруистического поведения чаще всего объясняются одним словом — любовь. Любовь — это очень энергоемкий процесс, требующий большой затраты энергии. Однако природа никогда не тратит энергию впустую. Любовь помогает виду выжить и стать более устойчивым. Родительская забота — это тоже одна из форм альтруизма, так как родитель снижает свою собственную приспособленность, затрачивая время и энергию на выращивание потомства. И природа заинтересована именно в такой форме поведения или проявления заботы, делая родительскую любовь одним из самых сильных чувств в жизни человека.

Говорят, что родительская любовь подобно золотому мячу, летящему в одном направлении. И только тогда, когда дети сами становятся родителями, они бросают этот золотой мяч своим потомкам. О такой любви рассказывается в ингушской народной сказке «Отец и сын»[587]: «Как-то старик, его сын и внук пошли на покос. День был жаркий, и нещадно палило солнце. Мальчик был без шапки, и солнце могло напечь ему голову. Тогда его отец снял свою шапку и надел на мальчика, а сам остался с непокрытой головою. Тут старик снял свою шапку и натянул ее на голову своего сына».

Известный французский философ-экзистенциалист середины и второй половины XX века Жан-Поль Сартр писал о том, что в другом человеке, которого мы любим, подсознательно мы хотим видеть самих себя — все лучшее, чего нам не хватает самим. В своей книге «Бытие и ничто» раздел, посвященный отношениям влюбленных, Сартр называет «Любовь, язык и мазохизм»[588]. Язык не способен по-настоящему выразить любовь именно потому, что мы сами себе, как правило, не признаемся и не можем осознать до конца, за что мы любим. Любовь эгоистична — в другом мы любим себя, а не того другого, каким он есть на самом деле. Именно поэтому мы готовы на такие жертвы, легко становимся в любви мазохистами — из-за избыточной любви к себе.

Сартр не оригинален в этих рассуждениях. Знаменитый французский писатель Марсель Пруст описал любовь утонченного аристократа Свана к женщине полусвета, которая не отличалась ни особой красотой, ни изяществом[589]. По мнению Пруста, Сван любил свой образ, свое видение этой женщины, а не ее, такую, как она была на самом деле. Впрочем, вопрос о том, что есть «на самом деле», вопрос философский. Для нас реальнее всего то, во что мы верим сами. Особенно если мы видим свое превосходство над другими, как аристократ Сван, — такой человек будет больше верить своему восприятию мира, а не мнению других людей.

В восточной поэме о влюбленных Меджнуне и Лейле сказано, что только Меджнун видит красоту Лейлы — очевидно, не потому, что Лейла некрасива, а потому, что только взгляд влюбленного на самом деле делает ее красивой. А Лейла, как и каждая женщина, расцветает от любви, у нее «загорается» взгляд, появляется живость движений, грациозность. И наоборот, кажется дурнушкой, когда ее не любят[590].