На войне казаки не были милостивы. Они не щадили ни врага, ни его жен, ни его детей и в ожесточении придумывали самые свирепые казни им: втыкали вовнутрь раскаленное железо, сажали голыми на горячие сковороды, засыпали жару за голенища сапог, душили досками детей[947], жгли католические костелы, протыкали копьями, рубили топорами и простреливали пулями фрески, топтали ногами святыню, секли перед алтарями ксендзов или монахов, заводили в костелы лошадей и т. п.[948] И со своей точки зрения, и с точки зрения своего времени они были правы: на врагов Христовой православной веры они смотрели как на самых нечистых животных – «жид, лях та собака – вира одинака», потому и беспощадны были к ним; к тому же в те времена везде и повсюду с понятием войны соединялось понятие о грабежах, насилиях и поголовном истреблении врагов. Таким образом, в этом отношении запорожские казаки были только усердными детьми своего века.

Во время сражения запорожцы незнатных убивали, знатных старались хватать в плен, за что получали потом известный выкуп; лошадей, рогатый скот, овец и верблюдов угоняли в свой табор; оружие, платье, деньги брали в добычу.

Отступали с поля битвы запорожцы редко; но если отступали, то делали это в большом порядке и, благодаря своим легким и подвижным коням, необыкновенно быстро. Чтобы пресечь за собой погоню, казаки нередко прибегали к степным пожарам: выждав удобное время, когда ветер подует врагу в лицо, они поднимали такой «пал», от которого и люди, и лошади, точно мухи от холода, падали в степи.

После походов запорожцы возвращались в Сечь и прежде всего приносили здесь благодарственное молебствие «Господу Вседержителю и Пресвятой Богородице»; затем делали приказ своим священникам служить сорокоусты по убиенным казакам, раненых помещали в «шпитали», существовавшие у них при монастырях и приходских церквах[949], и отдавали их на излечение цирюльникам, заменявшим в Сечи докторов, всегда определяя лекарям известную плату из общего войскового скарба[950]; наконец, после всего этого, разделяли захваченную добычу сперва на две большие партии – одну для Божьих храмов, другую для себя, потом делили между собой и после дележа или скрывали ее на островах и в руслах рек, отведя предварительно течение воды в сторону[951], или продавали купцам и мелким торговцам, или прогуливали корчмарям и шинкарям. Пленных, захваченных на войне, или отсылали в города Малороссии и Великороссии, или же за известный выкуп отпускали на родину[952]; подвиги же, выказанные на войне, предоставляли воспевать своим кобзарям, бандуристам и лирникам: «Вот это, бывало, как провоевали, так и песню сложили, – побьют ли турка, пошарпают ли ляха, сейчас же и песню сложат на тот случай»[953].

Походы запорожских казаков, смотря по тому, против кого они предпринимались, были сухопутные или морские: походы на суше главным образом предпринимались против поляков и реже против татар и турок, походы по рекам и морям почти всегда предпринимались против татар и турок. В сухопутных походах всегда преобладала конница над пехотой; это обстоятельство обусловливалось, разумеется, характером самой местности, на которой должны были действовать казаки: они вели войны в степях, где кони играли такую же незаменимую роль, как лодки на водах, и где без коня немыслимо ни настичь врага, ни убежать от него. Оттого конь всегда необходим был для запорожского казака: запорожец постоянно должен был держаться настороже, чтобы иметь возможность во всякое время не только отбиться от наездника-татарина, но и быть в состоянии догнать его, отнять у него ясырь или добычу. Сухопутные походы предпринимались запорожскими казаками большей частью весной, около Иванова дня: «Як прыйде весна красна, буде наша голотонька рясна»; зима – жестокий враг казака. С весной, когда зашумят в запорожских лугах камыши, густая трава и высокий лес, когда Днепр покроет свои пороги водой и выйдет из берегов, тогда к запорожцам потянется все, что до весны тихо и мирно сидело по городам, селам и деревням в старой Украине или в отдаленных зимовниках самого же Низа.

Задумав поход против татар, турок или поляков, запорожские казаки прежде всего условно палили в Сечи из пушек, затем посылали «круговую повестку» казакам-зимовчакам, жившим по хуторам, слободам и бурдюгам[954]. Тогда, по этому зову, точно пчелы к своим ульям, спешили к сборному пункту отовсюду казаки верхом, с оружием, с продовольственными запасами. Тут, если дело шло о спешной оборонительной войне, когда, например, нужно было отбить нападение врага, отнять у него ясырь, то казаки собирались в поход быстро, бросались на врагов стремительно, выступали на бой с мужеством, не щадя ни жизни, ни сил, и потом так же быстро возвращались в Сечь[955]. Если же дело шло о наступательном походе, особенно больших, грандиозных размеров, то запорожские казаки привлекали к своим походам и малороссийских казаков. Тогда посланцы от запорожской старшины отправлялись по украинским городам и вербовали охотников до военных походов; такие вербовщики обыкновенно выбирали базарные или ярмарочные дни, входили в толпу, поднимались на возы и громким голосом кричали: «Кто хочет за христианскую веру быть посаженным на кол, кто хочет быть четвертован, колесован, кто готов претерпеть всякие муки за святой крест, кто не боится смерти, – приставай к нам! Не надо бояться смерти: от нее не убережешься. Такова казацкая жизнь!»[956] Собравши возможно большее число охотников до походов, запорожская старшина открывала большую раду, на раде излагала «славному низовому товариществу» о цели своего созыва и об общих планах войны, потом распускала всех на несколько дней по куреням, зимовникам, слободам и бурдюгам с целью запастись необходимыми принадлежностями для продолжительного похода – продовольствием, боевым оружием, тяжелыми возами, сильными лошадьми, – и после всего этого объявляла поход[957].

Оригинальное зрелище представляла собой в это время масса запорожских всадников, движущаяся по степной равнине. Впереди всех ехал на коне войсковой хорунжий с красным стягом или хоругвью в руке; за хорунжим, во главе самого войска, на прекрасном аргамаке, убранном богатейшей сбруей, шел «власный» кошевой атаман, вручавший свою власть на время своего отсутствия в Сечи «наказному» атаману[958]. За «власным» кошевым атаманом выступала пехота, конница и артиллерия, разделенная на полки и сотни с особыми полковниками во главе. Вместе с войском шло целое сословие людей – кузнецов, слесарей, кашеваров и особенно могильников, по-теперешнему саперов[959], умевших, в случае надобности, быстро возводить различного рода земляные укрепления, то есть насыпи и рвы для защиты от неприятелей[960]. Вместе же с войском двигались и тяжелые возы, на которых запорожцы везли свою артиллерию и часть своего вооружения[961] и которые они употребляли как средство для перевоза своих раненых и как средство для укрепления против неприятеля. Запорожцы шли всегда табором, заключая вовнутрь его пехоту и оставляя вне его конницу; для наблюдения за движением неприятелей отряжали во все стороны, на версту от табора, передовых казаков-разведчиков. Они подвигались медленно и шли большей частью ночью, днем же останавливались по глубоким балкам, большим оврагам и мелким кустарникам; в пути всегда соблюдали строгие меры предосторожности: не разводили огней, не курили люлек, не позволяли ржать лошадям, завязывая им морды платками, веревками, ремнями, старались говорить между собой сдержанно, вполголоса или даже совсем шепотом; для ориентирования на местности брали с собой так называемый нюрнбергский квадрант, род компаса.