Но понятно, каким тяжким бременем ложились все эти дикие разгулы польско-русских панов на крестьян. «Золотой век Сигизмунда-Августа» был золотым для панов, но железным для польско-русских простолюдинов. Именно к этому времени с полным основанием можно отнести стихи:

Дословный их перевод: «Светлое царство поляков есть небесное царство для панов, рай для жидов и преисподний ад для мужиков».

От всего этого страна обеднела, промыслы пали, производство уменьшилось, каменные здания превратились в руины, между простонародьем распространилась крайняя бедность и страшная нищета… Бедствия удесятерились, когда с 1596 года малороссийский народ объявлен был на сейме «отступным, вероломным, бунтливым и осужденным на рабство»[915].

Таким образом, давление со стороны польского правительства на казаков, как на класс людей, не подходивших ни к одному из сословий Речи Посполитой, обида и поругание православной веры, экономический гнет со стороны высшего класса польских панов и их арендаторов-жидов, насилия со стороны польского наемного войска в украинских городах – все это было причинами страшной, фанатической вражды между запорожскими казаками и поляками. «Жид, лях та собака – вира одинака», – говорили казаки в своем ожесточении против гонителей православной веры и русской народности и тем самым определяли свои чувства и отношения к ним: резать, вешать, казнить и всячески истреблять ляхов и неразлучных с ними жидов составляло одну из существенных задач запорожских низовых казаков, всегда питавших симпатию во всем заветам простого украинского народа и всегда твердо стоявших за православную веру предков и малороссийскую народность.

Вся масса запорожского низового товарищества, средним числом 10 000–12 000 человек, разделялась на три рода войска: пехоту, конницу и артиллерию. Что такое деление действительно существовало, это подтверждается источниками времени запорожских казаков. Так, Боплан, говоря о вооруженных силах Украины накануне восстания Богдана Хмельницкого, сообщает, что у запорожцев было около 5000–6000 казаков пехоты[916]. Григорий Грабянка, говоря о боевых средствах казаков, свидетельствует, что запорожцы имели как пехоту, так и конницу[917]. Самуил Величко, рассказывая о прибытии Богдана Хмельницкого из Крыма в Сечь, передает, что на Запорожье собрано было 10 000 человек пехоты[918]. Историк прошлого века Симоновский указывает также на существование у запорожцев пехоты и определяет число ее одинаково с показанием Боплана[919]. Запорожская пехота выполняла троякое назначение у низовых казаков: часть ее составляла гарнизон Сечи, так как мы видим, что во время прибытия Хмельницкого в Сечь там было 300 человек гарнизона; часть занимала посты на Днепре (на лодках) и составляла собой линейную стражу; часть или вела, в боевое время, войны с турками, татарами и ляхами, или же, в мирное время, занималась рыбной и звериной ловлей. Полагают, однако, что в запорожском войске только бедные люди служили в пехоте, зажиточные же люди, или люди, внезапно одобычившиеся на войне конями, всегда переходили в конницу[920].

О существовании конницы у запорожских казаков также имеются указания в источниках запорожской истории прошлых веков. В частности, из летописи Самуила Величко мы узнаем, что каждый «исправный» казак имел у себя по 2 лошади, а когда запорожцы возвращались с победы, например, на Желтых Водах и в Корсуни, то некоторые из них имели даже по 5 коней[921]. По словам вице-адмирала Корнелия Крюйса, писавшего о запорожцах в 1699 году, запорожские казаки по преимуществу представляли собой конное войско, потому что всегда имели дело с татарами, которые «все были ездоки на конях»[922]. В народных думах и песнях казак без коня почти немыслим: казак и конь так же неразлучны между собой, как любящие друг друга молодые муж и жена. Лучшие кони у запорожцев частью разводились на их собственных степях, частью добывались у татар; выдержка, быстрота и порода запорожских коней известны были в Польше, России и даже в Западной Европе[923]; самый характер местности, на которой действовали запорожцы, делал их по преимуществу конным войском, – это ровная открытая степь, на которой конь столь же необходим, как лодка на реке: только верхом на коне можно было догнать такого неуловимого и вездесущего наездника, каким был татарин, в особенности буджак.

Артиллерия также несомненно была у запорожских казаков; по словам Боплана, в Сечи было всегда множество орудий, хранившихся запорожцами в наиболее скрытых местах[924]. По точному указанию Величко, в Сечи постоянно было 50 орудий; оттого Богдан Хмельницкий, выступая из Сечи против поляков в 1648 году, получил от запорожцев 3 полевых орудия с необходимым для них запасом пороха и пуль[925]. По словам историка Скальковского, ни один запорожский конный отряд не выступал в поход без артиллерии. В Сечи были особые войсковые чины, так называемые пушкари, которые заведовали войсковой артиллерией, а для самой артиллерии имелось особое помещение, пушкария. Конечно, воюя с быстрым и неутомимым врагом, главным образом татарами, запорожские казаки должны были иметь всегда легкую и подвижную артиллерию: оттого мы и видим, что сохранившиеся до нашего времени так называемые запорожские арматы редко имеют более 6–7 пудов[926].

Разделяясь на пехоту, конницу и артиллерию, запорожцы, однако, не настолько специализировались, чтобы пехотинец был силен только пешим, а конник – только верхом на коне. У запорожцев часто практиковалось и спешивание конницы, и действие пехоты при орудиях («водных арматках»), и действие конников в пешем строю[927]. Впрочем, такие же приемы практиковались и у поляков того времени; так, в битвах Богдана Хмельницкого часто встречаем спешенную конницу как у казаков, так и у поляков[928].