– Здравствуй, Дитер. – Отец говорил по-немецки, и голос у него был безжизненный, сугубо деловой.

– Мне следует многое тебе рассказать. Меня пробудили в тысяча девятьсот семьдесят…

– Семьдесят восьмом. Здесь время идет медленнее, Дитер. Тебе сорок?

– Сорок два, – поправил тот, изумленный тем, что отец уже совершил этот мысленный скачок.

– На дворе две тысячи тринадцатый год. Здесь же прошло семьдесят пять дней. По дню за год. Временной коэффициент триста шестьдесят к одному.

Мысли у Дориана скакали галопом, пытаясь поспеть за отцовскими. Ему хотелось сказать что-нибудь глубокомысленное, дать отцу понять, что он тоже достаточно умен, чтобы решить загадку, но единственное, на что он сподобился, так это пролепетать:

– Да. Но почему?

– Мы нашли их гибернационную камеру. В точности такую, как мы и подозревали, – сообщил отец, поворачиваясь, и зашагал по коридору. – Вероятно, Колокол также искажает время внутри сооружения, генерируя ровно столько энергии, сколько необходимо для поддержания их спячки. Должно быть, эта спячка несовершенна. Вероятно, они продолжают стареть, хоть и не столь быстро. А может, это ради их машин, несомненно, претерпевающих определенный износ что ни год. Так или иначе, замедление времени помогает им совершить скачок через века. Мы также обнаружили еще кое-что. Атланты оказались не теми, кем мы их считали. Истина куда более причудлива, чем нам мнилось. На объяснения уйдет какое-то время.

– Дети несут… – Дориан указал на рюкзачки.

– Взрывчатку. Да. Умный ход. Как я понимаю, они смогли миновать Колокол? – на лету подхватил Конрад.

– Да. Есть еще женщина, которая тоже смогла пройти, – Кейт Уорнер. Это дочь Патрика Пирса. Я уж боялся, что она до них доберется. Но теперь это роли не играет. Время у нас на исходе.

Конрад сверился с показаниями счетчиков на задней стороне рюкзаков.

– Осталось около двух часов. Эта женщина их действительно нашла, но она у нас в руках. Мы поместим их в катакомбы. И вернемся, если потребуется доделать дело.

– Нам надо уходить сразу же после этого. Отсюда до ворот тридцать минут ходу. – Наклонившись к детям, Дориан перешел на английский. – Снова привет. Я же сказал, что Кейт будет здесь. Вам понравилась первая игра?

Оба мальчика просто смотрели на него. Они глупы как пробки, подумал Дориан.

– Теперь мы сыграем в новую игру. Вам это понравится? – Дориан подождал, но оба мальчика промолчали. – Ладно… Молчание – знак согласия. Теперь будем бегать наперегонки. Вы быстро бегаете?

Мальчики кивнули.

Дэвид смотрел, как два нацистских солдата углубляются в катакомбы, таращась на трубы. Оба были в толстых свитерах, но без касок; они из морской пехоты Кригсмарине и наверняка весьма искушены в рукопашном бое. Чтобы одолеть их, Дэвид и Патрик должны непременно застать их врасплох. Дэвид поднял руку, чтобы объясниться жестами, но Патрик уже подавал ему знаки: ждем, пока они не пройдут.

Дэвид попытался присесть пониже, но ногу обожгло болью. Просто чудо, что ему вообще удалось присесть. Мазь действительно работает. Мазь… А вдруг они ее учуют? Патрик скорчился рядом между двумя другими трубами в «банановой грозди», ближайшей к двум слоняющимся без дела солдатам. Еще две секунды.

Один из них вдруг остановился. Неужто учуял?

Над укрытием Дэвида и Патрика из труб вырвались клубы белого тумана, привлекшие внимание солдат. Они перебросили свои пистолеты-пулеметы из-за спин в боевое положение, но Дэвид с Патриком уже вскочили, набросившись на них.

Сила броска Дэвида повергла избранного им противника на землю, и Вэйл ударил основанием ладони тому в лоб. Голова солдата с хрустом врезалась в металлический пол, и от нее начала расползаться лужа крови.

В четырех футах от них Патрик боролся со вторым солдатом. Более молодой противник, навалившись на него, выхватил нож и тужился вонзить его Патрику в грудь. Подскочив к нему, Дэвид рывком стащил его с Пирса, пинком выбил нож из руки солдата и придавил его к земле. Патрик отреагировал мгновенно, подскочив к нему и прижав нож к горлу нациста. Тот прекратил сопротивление, молча капитулируя, но Дэвид продолжал крепко прижимать его руки к полу.

Вэйл немецким не владел, но прежде чем он успел раскрыть рот, Патрик уже начал допрос пленного по-немецки.

– Wieviele Männer?[25]

– Vier[26].

Патрик переместил нож от горла нациста к его левому указательному пальцу.

– Zwölf![27]– вскрикнул тот.

– Herr Kann?

Солдат просто кивнул. Лицо его покрылось крупными каплями пота.

– Töten Sie mich schnell[28], – попросил он.

Но Патрик продолжал допрос, пока Дэвид все так же удерживал солдата на полу.

– Schnell, – взмолился тот.

Патрик полоснул его ножом по шее, и кровь хлынула ручьем, стремительно унося с собой жизнь.

Уронив нож рядом с покойным, Патрик повалился на пол. Из раны у него на груди капала кровь.

Дэвид переполз через труп, соскреб остатки черного месива со своих почти заживших ран на плече и ноге и втер его в рану Пирса. Старик поморщился.

– Не тревожьтесь, через пару часов будете как огурчик, – ухмыльнулся Дэвид. – А может, и раньше.

Патрик сел.

– Если у нас будет пара часов, – он жестом указал в том направлении, откуда пришли солдаты. – Теперь никаких сомнений, мы в Антарктиде. – Дыхание вырывалось из его груди частыми, коротким вздохами.

– А сколько у нас времени?

Патрик поглядел на убитых солдат.

– Двенадцать. Теперь десять. Канн с ними. Если они доберутся до этого зала, то последует геноцид, а вслед за тем, наверное… будут… очень скверные новости для человечества.

Дэвид начал обыскивать трупы, собирая оружие и все, что может пригодиться.

– Они сообщили что-нибудь еще?

Патрик озадаченно поглядел на него.

– Видели они кого-нибудь еще? – с надеждой в голосе растолковал Дэвид.

До Патрика дошло, что он имел в виду.

– Нет. Они никого не видели. Они пробыли здесь почти три месяца, что сходится, если они прибыли в районе тридцать восьмого года. Год за день, месяц за каждые два часа. Они сказали, что только что обнаружили этот зал, и один человек побежал докладывать об этом.