же ты молчишь, что всё уж выпил? – спохватилась Ракель.

Она подняла со стола миску и протянула ему, звеня спускающимися к локтям браслетами. Ситрик подставил кружку, и пенящийся напиток обрушился маленьким водопадом. Губы жадно припали к шершавому краю, будто Ситрика терзала неодолимая, горячая жажда. Он сделал глоток, наслаждаясь сладостью, что разливалась сначала по рту, а после по всему сознанию, добиралась по венам до кончиков пальцев. Ракель принялась пить прямо из миски, и питьё сочилось сквозь трещины в посуде, заляпывая её и без того замызганное платье. Она смотрела с интересом на Ситрика, продолжая сидеть рядом.

– Тебе хватит, – прошептала она и коснулась его руки, когда Ситрик осушил и эту кружку.

– Я хочу ещё.

– Хватит. – Голос её шипел.

Ракель допила всё, что осталось на дне, скривилась, сморщилась, облизала тонкие губы, собирая языком замершие на них капли.

Вернулся Нидхи и, обнаружив, что напиток весь выпит, принёс откуда-то и для себя кружку. Питьё дымилось, и тонкие струйки дыма складывались в змей, текучих, витиеватых да закручивающихся узлами, что тут же таяли, поднимаясь к потолку уже неразборчивым светлым месивом.

– Что это? – хрипло повторил Ситрик. Тело перестало слушаться, это пугало и радовало одновременно. Он зачарованно смотрел на змей, что плели свой танец над питьём.

– Колдун, – ласково произнесла Ракель.

– Я ищу колдуна. – Ситрик отчаянно ухватился за ускользающую мысль. Из-за чего-то же он оказался в Оствике? В доме Ракель…

Хозяйка захохотала. Она распушила волосы, и по её плечам рассыпались золотые кудри, и каждый локон был похож на витую блестящую змею. Ракель покачала головой, и пряди, украшенные бубенцами и тонкими косичками, зазвенели, точно кошель, полный монет.

Нидхи смотрел на свою жену восхищённо, с бескрайним обожанием. Пропала та грань, что на миг разделила их единое целое…

Змея без хвоста с двумя головами о концах. Грызёт и точит корни. Нежно шепчет в раны, лакая тонким и острым язычком кровь бессмертного.

В голове шумело. Ситрик покачнулся и попытался встать из-за стола, но Ракель поймала его за руку, усадила обратно. Его бил озноб. Он зажмурился и долго не поднимал век, пытаясь противиться, но глаза Ракель и её золотая чешуя были повсюду. Он сглотнул подступившую слюну, тяжело поднял трясущиеся руки, пряча в них лицо.

– Останься со мной, – прошептала Ракель.

Ситрик поднял на неё лицо. Она смотрела почти любовно, но перед глазами плыло, и ничего не было понятно, кроме двух чёрных колодезных ям, что проткнули его сознание иглами.

– Или я не полюбилась тебе? Раз так хочешь уйти…

Ситрик не понимал и половины слов, лишь смотрел то на глаза Ракель, то на её блестящие губы.

– Что мне сделать, чтобы ты остался? – спросила она, и тут же губы её растянулись в улыбке. Раздвоенный язык заплясал меж треугольных зубов.

Ракель подняла к лицу руки, точно намереваясь омыть его. Провела ладонями от подбородка до лба, а после по волосам, оглаживая их. Она смыла прежнее своё лицо, и вот уже Ингрид смотрела на Ситрика, продолжая скалить змеиные зубы. Лишь глаза остались зелёными да никуда не пропали бубенцы с тонких косичек. Ингрид потрясла руками, точно убирая с них налипшие брызги, а после потянулась к Ситрику всем телом. Она прижалась грудью к его плечу, и глаза её смотрели так нежно и требовательно, что он не мог противиться.

Всё тело дрожало от холода и желания. Ситрик провёл рукой по подбородку Ингрид, и ресницы её дрогнули от удовольствия. Она потянулась губами к его раскрытому рту, но Ситрик замер нерешительно, продолжая гладить пальцами точёный контур её лица да трогая бархатистую мочку уха.

– Поцелуй меня, – потребовала Ингрид, и Ситрик послушно припал к ней в тот же миг, будто всё это время ждал разрешения.

Сердце рвалось из груди, а в голове точно расплескался сладкий яд. Её раздвоенный язычок скользнул ему в рот, обжигая. Ситрик повторил за ней, желая научиться, и на его языке остался вкус напитка, но более яркий и насыщенный до горечи и остроты. Больше всего вкуса было на острых зубах, что будто сочились этим вкусом. Ситрик не мог оторваться от губ Ингрид, не мог лишить себя этого чувства. Он запустил руку в чёрные жёсткие волосы, привлекая к себе её и прижимаясь к ней крепче. Он целовал её и пил, как воду из полного кувшина.

Ингрид отстранилась. Губы её, влажные от поцелуя, растянулись в довольной улыбке. Ситрик хотел снова припасть к ней, но она встала из-за стола и потянула его. Он поднялся следом, не выпуская её сильное тело из рук. Она провела рукой по его плечам, маня и увлекая за собой. Голова кружилась, точно окутанная остервенелым вихрем. Ситрик и не заметил, как оказался на сене. Он лежал и смотрел в свод крыши, над которой гудела метель, и перед глазами по кругу летали маленькие огоньки. Рядом с ним сидели на сене Ингрид и Нидхи, и тела их были сплетены в одно.

Ситрик прислушался к гулу ветра, и на миг ему показалось, что змеи оплели его ноги, стягивая кольца всё больней и отчаянней. Он вскрикнул, попытался их сбить, но они цепко схватили его, повалив на пол. Дыхание остановилось, сердце колотилось где-то в горле, и Ситрик испугался, как бы оно не выскочило из его раскрытого рта.

Пьянящее ощущение жажды и желания исчезло.

Он лежал на сене, и повсюду в сухой траве копошились змеи, стрекоча раздвоенными языками. Сначала ползали вокруг, оплетая несмело руки и ноги до окоченения и дрожи, а после бросились на тело, рассыпав бусинами страх. Они жалили, кусали, мучая и истязая. Всё нутро немело, тогда как кожа покрывалась горячей испариной. Ситрик тяжело закашлялся, перевернулся спешно на живот, и изо рта его выпала чёрная змея и поползла по полу, оставляя за собой влажный и скользкий след. Она скрылась в сене, зарывшись в нём, и сплелась в чёрный трескучий клубок с прочими змеями. Ситрик проводил её ошарашенными глазами, а после провалился в короткое забвение.

Нидхи оторвал губы от уст жены и посмотрел туда, где, как казалось ему, был богомолец, и нашарил его на полу.

– Иди к нам, путник, – прошипела Ракель, тряхнув рукой, и снова звон серебра и золота рассыпался по воздуху, отражаясь в нём бесчисленными осколками.

Ситрик приоткрыл глаза, попытался подняться, но тело не