От этого сходства Элинор растерялась до такой степени, что простояла несколько минут неподвижно, устремив на мистрис Леннэрд пристальный взор.

— Боже ты мой! Моя милая! — вскричала эта дама, — Что вы так удивлены? Надеюсь, я не похожа на морское чучело? Фредерик — это майор Леннэрд, знаете, никогда не любил этой шляпки, а теперь и я сама начинаю не любить ее. Мне сдается, что она на голове моей точно куль, но не обращайте на нее внимания, милая мисс Виллэрз… так, кажется, назвала мне вас мисс Бэркгэм. Очень приятная женщина эта мисс Бэркгэм — не правда ли? Только немного чопорна. Однако ж, мне еще надо переделать много разных дел до восьми часов. Фред хочет ехать с ночным поездом, потому что он спит почти всю дорогу и тем путь для него сокращается. Поэтому-то я никогда не видела Дувра, иначе, как в темноте. Я не могу представить его себе иначе, как освещенным фонарями, с скользкой пристанью и толпою народа, который спешит и толкается, как будто место виденное мною во сне. Но первый вопрос, который нам следует решить, тот: нравлюсь ли я вам и полагаете ли вы, что могли бы быть для меня сестрой?

Вопрос этот, заданный с большой живостью, окончательно поразил Элинор.

— Ах, ради Бога, не делайте же такого удивленного вида! — вскричала мистрис Леннэрд умоляющим голосом, — вы меня заставляете думать, что я чучело, а вы сами видите, что теперь терять время невозможно. Мы должны тотчас же решить. Я провела здесь весь вчерашний вечер, видела легионы девиц, но в их числе не было ни одной, которая пришлась бы мне по душе, а я единственно из-за этого только и беру себе компаньонку, что желаю иметь при себе кого-нибудь, кого очень могла бы любить и с которой могла бы чувствовать себя вполне свободной. Я уверена, что вы соединяете в себе все эти качества, и если вы полагаете, что полюбите меня так же, как, я уверена, что полюблю вас, то мы тотчас и решим это дело.

— Но вам ведь известно, что я не могу представить никаких рекомендаций, — отвечала Элинор, запинаясь.

— Конечно, — отвечала мистрис Леннэрд. — Мисс Бэркгэм мне говорила про все это, будто я стану подозревать вас в совершении убийства или чего-либо другого ужасного, на том лишь основании, что вы не можете в одну секунду подцепить целую полдюжину людей, готовых объявить вас настоящей праведницей. Мне нравится ваш взгляд, моя милая, а кто на меня с первого раза произведет приятное впечатление, того я обыкновенно полюблю со временем. К тому же вы великолепно играете, как желала бы уметь играть я. Прежде я играла увертюру из «Семирамиды», еще до моего замужества, но так как Фредерик не любит увертюр и так как мы таскались по всему свету то в каютах, то в палатках, и во всякого рода местах, где нельзя иметь фортепьяно, разве лишь для того устроенных без ножек, то я и отстала. Теперь я дошла до той степени, что с трудом могу сыграть польку без того, чтобы не перескакивать через трудные пассажи.

Мистрис Леннэрд говорила далее, что вопрос о жало-ваньи должен быть решен между мисс Виллэрз и майором.

— Я всегда предоставляю денежные дела Фредерику, — сказала она, — хотя он и не умеет сводить счетов, он принимает такой вид, как будто умеет, а это служит острасткой для людей. Впрочем, вам иногда придется подождать вашего жалованья, моя милая. У нас часто платежи не производятся вовремя. Если же вы на это будете смотреть снисходительно, то это будет для вас же лучше. Фред, наверное, подарит вам шелковое платье, когда настанет срок уплаты жалованья и он не будет в состоянии с вами рассчитаться. Это он называет подачкой Церберу. Я почти уверена, что деньги, растраченные им на услащение людей, как он выражается за глаза, были бы достаточны для покрытия наших расходов, если бы мы платили вовремя. Что же вы скажете: дело решено? Принимаете ли вы мое предложение?

Элинор согласилась, не колеблясь ни минуты. Она очень мало услышала изо всей добродушной болтовни мистрис Леннэрд. Вся душа ее была поглощена мыслью о понесенной неудачи и чувством, что не имеет более никакой возможности торжествовать над Ланцелотом Дэрреллем. Она упала духом, но не смирилась, она испытывала равнодушие отчаяния, была готова отправиться куда бы то ни было, и закончить свое бесполезное существование каким бы то ни было образом. Она не чувствовала в себе силы, начать новую жизнь по вновь предначертанному плану, откинув прежние мечты, как ошибку и заблуждение. На это она не была еще способна.

Мистрис Леннэрд стала собирать целую кучу разных свертков и пакетиков в беловато-коричневой бумаге, по-видимому, имевших с ней самой что-то общее, как будто родственное — до того казались они незначительными и бесполезными. Мисс Бэркгэм вошла в комнату осведомиться об исходе свидания двух дам. Мистрис Леннэрд отозвалась об Элинор с восторгом, заплатила немного в пользу заведения и вышла, забрав с собой все свои свертки, вместе с Элинор.

После небольшого добродушного спора, она позволила своей спутнице взять у нее несколько пакетов, чтобы облегчить ее. На углу улицы она остановила кэб, ехавший медленным ленивым шагом вдоль улицы.

— Извозчик сдерет с нас! — воскликнула мистрис Леннэрд, — к этому надо готовиться, но я охотнее заплачу лишнее, чем вынесу тот шум, который поднимается, когда я езжу с мужем. Чего тут не бывает? И вызовы в суд и всякого рода неприятные вещи! А все же это мне вполовину не так тяжело, как иметь дело с извозчиками за границей, которые выходят из себя, пляшут на мостовой и поднимают бешеный крик, если их тотчас же не удовлетворишь. Признаюсь, я, право, не знаю чем можно удовлетворить извозчиков в чужих краях.

Мистрис Леннэрд вынула крошечные хорошенькие часы женевской работы с эмалевой доской, украшенной пустыми местами, где некогда красовались брильянты. Лицо мистрис Леннэрд приняло выражение беспокойства и напряженного внимания, пока она смотрела на свои часы, возле которых висело целое собрание непостижимых талисманов, в числе этого хаоса золотых безделушек находились: скелет и лейка, гроб и голландская печка.

— На моих часах теперь половина пятого, — сказала мистрис Леннэрд, после долгого глубокомысленного созерцания своих женевских часов, — итак, надо полагать, что теперь без четверти три.

Элинор вынула свои часы и решила вопрос. Было только половина третьего.

— Стало быть, у меня есть еще четверть часа, — подхватила мистрис Леннэрд, — вот обыкновенный недостаток в хорошеньких часах: или они бегут или совсем останавливаются. Фреди купил мне мои часы и спросил меня на что я желаю, чтобы он истратил деньги: на эмалевую ли красную доску с брильянтами или на образцовую работу часов. Я выбрала красную эмаль. Конечно, я тогда не знала, что брильянты выпадут так скоро, — произнесла она задумчиво.

По пути домой она заехала в шесть магазинов и набрала еще более пакетов в беловато-коричневой бумаге, приобрела коробку, клетку для птицы, новый дорожный мешок, ошейник, фунт чая и других несовместимых между собой предметов, после чего приказала извозчику ехать в Северную гостиницу.

— Мы живем в Северной гостинице, моя милая мисс Виллэрз, — сказала она. — Мы очень часто живем в гостиницах. Фредерик находит выгоднее платить по пятнадцать шиллингов в день за номер, чем держать целый дом и прислугу, покупать уголья, свечи, платить подъемный сбор и тратиться на все эти безделицы, которые так дорого стоят. Мне бы очень нравилась Северная гостиница, если бы коридоры не были так длинны и лакеи не имели бы такого строгого вида. Мне кажется, что в гостиницах лакеи всегда имеют такой вид. Они как будто просматривают вас насквозь и видят, что вы думаете о счете, стараясь отгадать, может ли он быть менее чем в десять фунтов… Но, ах, ты, Боже мой! — вскричала мистрис Леннэрд внезапно, — какая я эгоистка! У меня совершенно вышло из ума, что и вы можете желать съездить домой к вашей мамаше и к вашему папаше, ведь надо же им сообщить, куда вы отправляетесь и уложить ваши вещи.