Не ожидавшие такого курши смешались. Иоганн, защищенный кольчугой и легким железным нагрудником, сходу проткнул мечом живот ближайшего воина, уклонился от встречного удара, искусно перерубил руку следующего. Вернер яростно обрушил меч на голову ближайшего соперника и, без устали нанося удары направо и налево, ворвался в самую гущу сражающихся. Клаус методично отбивал маленьким круглым щитом удары наседающего на него воина. Рука курша, сначала быстрая и точная, заметно устала, движения замедлились. Разозленный воин вознес меч над головой и ринулся вперед. И тотчас Клаус, как учил его Иоганн, прыгнул в ноги противника. Не ожидавший такого маневра воин перекатился через спину, но в этот раз Клаус был быстрее. Вскочив на ноги, он сходу, словно топором при разделке туши, отсек голову поверженного врага и повернулся к атакующим. Только вместо недавней восторженной толпы на него смотрели глаза двух новых разгневанных противников.

Схватке сразу с двумя соперниками Клауса не обучали. Но рядом с ним уже встал оруженосец Курт. С отчаянным криком откуда-то сбоку вывернулась веселая девица и воткнула наступавшему на них куршу меч в обещанное место. Воин взревел и медленно осел, под ним быстро растеклась обширная лужа крови. Воодушевленная девица ринулась вперед, но поскользнулась в крови, рухнула и сильно ударилась головой о землю. Курт оттащил ее к воротам.

С воинственным ревом кинулись в атаку монахи. Отчаянно сражались ливы из сожженной деревни. Угрюмой группой двинулись на врага бочары, кузнецы, каменотесы. Гогенфауер угрожающе размахивал боевым топором, и его соратники старались держаться от него подальше. Большой двуручный меч сжимал в ладонях, одна из которых была плотно перевязана тряпкой, мукомол Мюллер. Робко жался за его спиной портной Шнайдер. Осторожней двигались купцы и торговцы. Стоило куршам чуть отступить, как воодушевленные защитники кидались вперед, чтобы развить успех, но, встретив сопротивление, со всех ног неслись обратно. Встречными волнами накатывались соперники друг на друга, сталкивались, откатывались, налетали вновь. И с каждым разом сражающиеся передвигались ближе и ближе к крепостной стене. С каждым разом, группируясь для новой атаки, защитники не досчитывались недавних товарищей. Сердца их наполняло отчаяние. И тогда, как знак признания их мужества, знак достигнутого предела человеческих возможностей, во всю мощь зазвенел колокол. Курши замерли. «Это Бог германцев, он идет на помощь», – пронеслось по их рядам.

Защитники призывный гул восприняли по-своему. Оставшимся в живых рыцарям во главе с магистром удалось пробиться к отступающим и занять последнюю линию обороны. За их спинами рижане и гости города со всех ног кинулись в ворота. Внезапно разгоряченные битвой курши обнаружили, что сражаться больше не с кем. Только что они выглядывали в рядах защитников соперника для новой схватки, и вдруг перед ними осталось только открытое пространство. Спохватившись, они кинулись вперед. Последними в ворота входили Иоганн, Даниил и магистр Фольквин. Нескольким куршам удалось проскользнуть внутрь вместе с ними и только тогда они поняли свою ошибку. Ворота за их спинами захлопнулись.

– Смотрите, они носят к стенам дрова!

На вершине дюны кроме Уго и Лембита теперь собрались все начальники отрядов, по достоинству оценившие новый наблюдательный пункт.

– Камень не горит.

– Ворота деревянные. Их несколько. Часть стены из бревен. В крепости слишком мало людей, чтобы защитить все.

– Но они стреляют со стен. И кидают камни.

– Только в тех, кто отходит подальше. Под самой стеной безопасно.

– У куршей полегло много воинов. Почему они не зовут нас на помощь?

Последний вопрос волновал присутствующих больше всего, и теперь он напрямую был обращен к двум военачальникам. Уго пожал плечами и кивнул на Лембита.

– С куршами говорил он. Спрашивайте его.

– Я скажу.

Лембит недовольно посмотрел на Уго, пригладил бородку и повернулся к главам отрядов.

– Мы договаривались с куршами, что нападем на германцев вместе. Поэтому мы здесь. Перебраться на тот берег мы можем только на их кораблях. Но они решили напасть на германцев сами, неожиданно, не давая времени врагу приготовиться к битве. Это можно понять. А вот почему они не пришли за нами ни сразу после начала атаки, ни после утренней битвы, я не знаю.

– Чтобы не делиться добычей, – подсказал Кирьянс. – Они хотят забрать Ригу себе.

– Мы не знаем этого. Мы пожали с их старейшинами руки.

Старейшина Саунага выскочил в центр круга и воинственно потряс копьем.

– Курши обманщики. Мой брат погиб в схватке с ними.

– Это было пять лет назад, – напомнил Лембит. Но тлеющий уголек сомнений уже разгорался жарким костром открытого недовольства.

– Мне от этого не легче. Я не смог отомстить за моего брата.

Старейшина Ужкилы тоже вышел в круг и с размаху вонзил копье в землю.

– Нам тоже есть что припомнить куршам. Они разгромили нашу деревню и увели наших женщин. В той схватке погибли наши лучшие воины. Мы не будем сражаться вместе с ними.

– Их корабли нападали на Куолку.

– Питрог против куршей!

– Стойте!

Лембит тоже воткнул копье в землю и встал перед старейшиной Ужкилы лицом к лицу. Такая поза означала вызов. Еще недавно старейшины почтительно внимали каждому его слову. Настоящий вождь это не тот, кто говорит правильные слова, когда-то учил его покойный отец, а тот, кто готов защитить сказанное любой ценой. Даже ценой своей жизни.

– Разве вы трусливые зайцы, готовые бежать от любого шума? Разве вы женщины, забывающие свое слово, как только оно сказано вслух? Разве мы не пожали руки, чтобы единой силой разбить наших главных врагов? Как вы будете смотреть в глаза вашим женам и матерям, если мы вернемся, поджав хвост, как этот трусливый пес?

От гнева лицо старейшины Ужкилы налилось кровью. Он был крепок костью и широк в плечах, но далеко не молод и прекрасно понимал, что сейчас делает вождь. Смыть позор можно было только одним способом. Он выхватил меч и выставил его в сторону Лембита.

– Никто еще не видел тебя в бою. Посмотрим, будет ли твой меч так же быстр, как твой лживый язык.

– Ты проверишь это на собственной шкуре!

Лембит тоже обнажил меч и поднял с земли маленький круглый щит. Старейшина Ужкилы был сильным воином, но последний раз участвовал в сражении много лет назад, и с тех пор его руки чаще держали топор для рубки дров в собственном дворе, чем боевое оружие. При переправе через Миссу он наступил на незаметное в воде острие, и с тех пор использовал копье для опоры, чтобы меньше нагружать распухшую ногу. На крутую дюну он забрался без мешающего подъему щита, и никто из окружающих соперников старейшин не пытался предложить ему в замену свой – это означало бы прямую поддержку бунтовщика перед верховным вождем. Старшины просто разошлись по вершине дюны широким, насколько позволяло пространство, кругом.