— Крепись, Гриша, — со смехом полуобнял его за плечи Щербаков, — но боюсь, спать нам сегодня не придется, во всяком случае, положенные по Уставу урочные часики.

Так оно и вышло. Пока требуемый блок был извлечен из покосившейся будки радиолокатора, пока доставлен в лагерь и собрана соответствующая схема коммутации, наступила глубокая ночь. Огромная, сияющая, словно начищенный серебряный поднос, луна мертвенным светом освещала с небес наши деловито и таинственно снующие силуэты. Только к трем ночи мы подготовились к пуску модернизированного передатчика и думали, что на сей день наша задача выполнена. Однако не тут-то было. Наш внешне совершенно несгибаемый Воронин, снедаемый беспокойством за исход дела, приказал немедленно готовить передатчик к работе.

— Надо сегодня еще потрудиться, парни, — старался он ободрить нас. — Лучше завтра поспим подольше. Дело того стоит!

Да мы и сами понимали, что оставшиеся до утра часы следует использовать с максимальной пользой. Ведь радиоразведка не спит не только в стране развитого социализма, но и в стране загнивающего капитализма. Мы на пару с Камо еще раз проверили подключение, состояние антенного хозяйства и тот, протяжно зевая, уселся к передатчику.

— Держи, — подошел к нему капитан, он положил перед нашим радистом два листка бумаги и склонился над ними. — Первой передашь сводку за день, а это просто так, набор цифр для привлечения внимания.

— Плохо вижу, — в очередной раз зевнул Камо, — света бы сюда побольше.

— Ваня, — крикнул Воронин, — тащи сюда вторую керосинку! Камо работать будет!

Все тут же гомерически захохотали, мгновенно вспомнив летучую фразу, произнесенную ординарцем Петькой в фильме Чапаев, насчет того, что «Чапай думать будет».

Принесли лампу, запустили оба генератора и Камо, преисполненный осознанием важности своей миссии, включил питание передатчика. Та-ти, та-ти, та, та, ти-ти-та, — понеслась дробная морзянка над громадными просторами Юго-Восточной Азии. Этот дробный стук наверняка не одного военнослужащего заставил сбросить сонное оцепенение и не одного военноначальника поднял с теплой постели. Под Монотонное дребезжание согласующего трансформатора я вопросительно уставился на наконец-то угомонившегося Воронина. Но тот, посидев с задумчиво-мечтательным видом некоторое время рядом с радистом, вдруг резко встал и чуть не бегом направился к своей палатке.

— Всем свободным спать! — крикнул он у самого ее входа. — Раньше, чем через два часа, они все равно не отреагируют, так что до шести утра объявляю отбой.

Дважды нас уговаривать не пришлось. Сон и еда на войне всегда в дефиците. Повалившись на гамак, как был немытый и в грязных лохмотьях, я лишь на секунду закрыл глаза, намереваясь припомнить нежный облик Лау-линь, как тут же ощутил резкий толчок в плечо.

— Поднимайся, — активно трясет меня Башутин, — Воронин приказал всем вставать.

— Да я и безо всяких приказов поднимусь, если требуется, — огрызнулся я. — Иди уж, ставь лучше чайник на плиту.

Прапорщик что-то буркнул, резко распахнул полог палатки и с шумом вышел на улицу. Я же нащупал в кармане зажигалку и зажег керосиновую лампу.

— Уф-ф, как же ноет моя бедная голова. Наверное, к дождю.

Смотрю на часы — без пяти шесть.

— Эй, мужики, — пробую я севший голос, — подъем!

«Подъем» слово в армии могущественное. Даже мертвецки спящий солдат на него обязательно реагирует, ибо слово это одно из тех ключевых, основополагающих слов-команд, которые призваны с первых дней пребывания человека на воинской службе сделать из него машину но выполнению приказов. Вот и сейчас, совершенно не отдохнувшие мои товарищи тяжело поднимаются со своих убогих «коек». Спит один лишь Ванька Басюра. Голову полотенцем замотал и не слышит ничего. Конечно, можно разбудить его и пинком в зад, но… пусть спит, надобности в его присутствии нет ни малейшей. А не выспавшийся водитель сами знаете, чем пахнет…

Выбираемся наружу. Старшина Фомин, если бы он нас сейчас увидел, повесился бы с горя на первой же березе, да жаль, нет его с нами.

— Кофе пить… все сюда, — призывно поднимает кружку Стулов, — даже сахара немного есть!

Бредем к кухне, словно зомби с Ямайки. Головы опущены, руки болтаются, как тряпочные. Проходя мимо радийной машины, неожиданно вижу капитана, прильнувшего к приемнику.

— Михаил Андреевич, — зову я его, — прошу к столу!

Не оборачиваясь, он машет мне рукой, в том смысле, что сейчас подойду. Усаживаемся за стол и, обжигаясь, принимаемся глотать дымящийся и переслащенный напиток. Постепенно голова моя проясняется и даже появление словно бы почерневшего от недосыпа капитана воспринимается уже вполне адекватно.

— Зашевелились, канальи, — усталым голосом произносит он, подтягивая к себе закопченный чайник. — С авиабазы Данаг десять минут назад взлетели целых два RB-47! Rimmy-66 и Otto-50. У меня почему-то создается впечатление, что они пойдут синхронно, вдоль западной и восточной границы Вьетнама. Идеальная позиция для отслеживания нашей излишне бурной деятельности. Ты, Толян, постарайся установить частоту голосового канала хотя бы одного из этих разведчиков, и мы постараемся отследить его маршрут до конца. А вы с Преснухиным, — повернулся он ко мне, — держите воздух. Всех, кто будет взлетать с ближайших баз, особенно в группах, нужно рассматривать как силы возможного прикрытия и немедленно докладывать об этом мне. Камочек, голубчик, — хлопнул он заснувшего прямо за столом Камо по макушке, — дай мне связь с летчиками и службой оповещения. И крепись, браток, сегодня ты у меня самый важный человек. Вернемся в полк, благодарственное письмо родителям вышлю. Ну, встряхнись же!

Но даже столь редкое поощрение советского солдата, как письмо от командования части на родину рекрута, и то не смогло реанимировать нашего радиста. Почти не спавший ночь, он только вяло кивнул головой и, загребая негнущимися ногами пыль, поплелся к своему персональному столику. Проводив его взглядом, Воронин встряхнул головой и повернулся к Башутину.

— Головой отвечаешь за работу генераторов, — жестко отдал он ему распоряжение, сразу изменив и интонацию голоса, и тональность разговора. — Подними Ивана, и на всякий случай устройте для них маленькие капонирчики. И чтобы быстро. Электричество — это наша жизнь… как минимум жизнь. Да не вздумай мне прятаться до моей команды. Этак, мы все тут попрячемся при малейшей опасности.

— Но я… — попробовал возразить тот.

— И пойди, побрейся, — оборвал его капитан. — Ты занят меньше всех, поэтому являй хотя бы вид приличный.

Поскольку завтрак закончился, мы, торопливо отряхивая с губ прилипшие крошки сухарей, разбежались по машинам. У меня почему-то сразу возникло стойкое ощущение того, что я покинул рабочее место совсем недавно, и я даже ощутил легкое тепло, словно исходящее от ручек настройки. И работа, даже начавшаяся в столь ранний час, быстро захватила меня. Вьентьян передал сообщение об убытии двух F-104. Вслед за этим Камрань оповестила Тайбей о взлете опять же двух F-111. Я взволновался. F-111, самолет серьезный, новейшая разработка фирмы Локхид, лишь недавно поступившая на театр военных действий. То, что такие самолеты подняли на крыло в непосредственной близости от нашего расположения, не предвещало ничего хорошего. И я с некоторым внутренним трепетом вспомнил о том, что окопчик мы вырыли маловатый. Эх, а все проклятая русская лень! Знать бы заранее, что здесь придется сидеть до победного конца, выкопали бы метра на три в глубину.