обожаемый Марио классический балет — балетом она занималась с семилетнего возраста — а в больших мюзиклах.

Она уже принимала участие во многих смотрах и умоляла отца позволить ей записаться на кастинг в студию.

— Вот только, — грустно заключила Барбара, — Калифорния битком набита красивыми девчонками, умирающими от желания попасть в кино. И все они красивее меня.

Томми серьезно смотрел на нее несколько минут, и она надулась: он задерживал положенный в таких случаях комплимент.

— Но ты не просто красивая девчонка, Барби. Ты балерина, причем хорошая, а не абы кто. И к тому же акробатка.

— И в каких же фильмах нужны акробатки?

— Думаю, есть такие. Но я имею в виду, что ты не просто симпатичная мордашка.

Ты в самом деле кое-что умеешь и если попадешь в кино, то не затеряешься в толпе. Ты будешь особенной.

По воскресеньям они вместе ходили в кино. Клэй исчезал в ватаге маленьких мальчиков, а Томми сидел с Барбарой на балконе. И один-два раза за каждый сеанс девушка вкладывала ему в руку свою маленькую теплую ладонь. А как-то во время любовной сцены прижалась к нему, бессознательно ища смутного успокоения. Томми находил в этом некоторое удовольствие, но ни разу не соблазнился взять девушку за руку, поцеловать или даже подумать об этом. А когда нечаянно задел складки юбки на ее твердом бедре, отдернул руку, как от огня.

Я очень люблю Барби, но только так, как Марио любит Лисс. Она моя сестра.

После ужина они бок о бок делали домашнее задание в большой гостиной, и как-то бабушка Сантелли, очнувшись от дремы, смотрела на них целый вечер, а когда Люсия пришла отвести ее в постель, прощебетала:

— Buon’ notte, Matteo, Elissa.

Томми тренировался с Барбарой и однажды, попросив позволения у Папаши, выступил с ней на школьном вечере талантов — одетый в пурпурное трико, показал комплекс акробатических упражнений. Один раз — только один, и то после долгих уговоров Барбары — Марио включил запись Шопена и станцевал с Барбарой сложный па-де-де. Томми смотрел, и внутри все переворачивалось — до боли знакомое ощущение. Барбара была хороша со своими каштановыми кудрями и в изящных накрахмаленных юбках, но взгляд Томми был прикован к Марио.

Тонкий, как лезвие, сильный, тот танцевал с сосредоточенностью, которой Томми не замечал даже на тройном сальто. Он излучал ту же захлестывающую энергию, что и Клео — безошибочный признак настоящей звезды. Когда танец достиг кульминации, и Марио поднял Барбару на плече, Томми поблагодарил небо, что в гостиной темно. Такую красоту невозможно было вытерпеть, и он не понимал, почему остальные просто отпускают Барбаре комплименты. Остаток вечера Марио тихо пролежал на ковре, положив голову на подушку у ног Люсии.

Томми думал, что парень уедет домой, но позже Марио пришел к нему в комнату.

— Лу сказала, я могу заночевать. Ты не против?

Когда Томми попытался несвязно описать свои впечатления от танца, Марио только вздохнул.

— Это не полет. В балете никогда не достичь совершенства. Во всяком случае, мужчине. Даже Нижинскому не удалось. Это женское искусство. Может, у Барби когда-нибудь получится.

В неожиданной вспышке ясности Томми спросил:

— Ты хотел танцевать, да? Танцевать, а не летать?

— Одно время я так думал, — ответил Марио. — Даже расстроился, когда пришлось отклонить предложение присоединиться к труппе, чтобы отправиться на гастроли с цирком. Анжело бы сражался за мое право остаться в колледже, если бы я захотел, даже после того, как… Ладно, не о том речь. Но с танцами все было по-другому. Я уехал с цирком и не жалею. В тот год Анжело начал работать со мной над тройным. Но зимой в балетной школе я все еще размышляю, правильно ли поступил. А теперь не такой уж я и хороший танцор. Возможно, мог бы им стать. Кто знает…

— По мне, ты выглядел превосходно, хоть я и не знаток. Я думал, ты иногда танцуешь для родственников.

— О нет. Они говорят совершенно не то. А Анжело вообще это ненавидит. То есть, он не против, если я просто помогаю Барбаре покрасоваться, но когда я сам по себе… Когда-то я и Лисс много танцевали, и он просто лопался от злости. Я уже давно не танцую.

— Все равно здорово, что я на тебя посмотрел. Когда ты танцуешь, ты… — Томми запнулся и робко выговорил: — … ты просто прекрасен.

— Провокация, — хихикнул Марио и шутливо его пихнул, но Томми чувствовал, что парень понял.

Как всегда в окружении семьи и работы они приходились друг другу скорее братьями и компаньонами. Время и совместная жизнь привели к неизбежному: накал чувств поутих, даже занятия любовью сделались чем-то привычным, обыденным, своеобразным ритуалом перед сном. Но сегодня, когда Марио обнял его, Томми ощутил, как разгорается внутри прежнее пламя. Он ничего не сказал — его приучили молчать — однако после остался потрясенным почти до слез, чего с ним уже давно не случалось.

Как-то после Пасхи Томми вернулся домой в компании Барбары и услышал за прикрытой дверью гостиной голоса. Пока он снимал свитер, из-за двери выглянул Джо Сантелли и поманил их внутрь.

— Заходите, мы вас ждали.

На улице только начинало темнеть, потому что была уже весна, и дни становились длиннее, но окна были зашторены, и в камине танцевал огонь. В комнате — к удивлению Томми — собралась вся семья.

В чем дело?

Как только Томми и Барбара устроились, Папаша встал перед камином и заговорил:

— Теперь, когда мы все здесь, я хочу сообщить новость, о которой старшие, наверное, уже догадываются. Цирк Вудс-Вэйленда предложил нам контракт на сезон.

«Родители разрешат мне остаться с Сантелли, если мы не будем с Ламбетом?» — молнией пронеслось в голове у Томми.

Словно обращаясь специально к нему, Папаша продолжал:

— У нас есть договоренность с Ламбетом, но