– Проблемы?

– С Зухуром непонятки. Не мог он уйти в одиночку. Во-первых, не охотник. Во-вторых, взбреди ему такая блажь, погнал бы с собой свиту.

– От тебя прячется, – смеётся Ястребов.

К вертушке направляется новый посланец. Гафур, телохранитель. Служит Зухуру точно пёс, но в общем нормальный мужик. Подходит:

– Ас салом, Даврон. Как дела, здоровье?.. – неспешно выпускает обойму вежливых вопросов, не требующих ответа.

– Нормально. Ты как?

– Не знаю. Подумать надо.

– Ну, думай. А в чем загвоздка?

– Блатной сказал, что Зухуршо на охоте, да? Не верь. Я тебя уважаю, зла не хочу. Потому подошёл…

Киваю: понимаю, мол. Спасибо.

– Зухуршо не жди. Не вернётся.

Непонятно. Не такая здесь местность, чтоб реально от меня смыться.

– Не в Афган же удрал.

Гафур указывает на небо.

– Туда.

Ощущение, будто бежал, а на пути внезапно опустилась стена, и я с разбегу, в горячке погони – мордой в бетон.

– Сам?! Или кто помог?

– Парнишка здешний. Тыква из Талхака.

Приказываю себе остыть. Зухур получил своё. Несущественно, кто наказал – я или кто-то другой. Делаю глубокий вдох. Медленный выдох. Порядок. Тыква? Да, помню… Боец из местных, Гуломов. Тот, что сопровождал меня в дом, где живёт Зарина.

Ястребов открывает дверцу, выходит, Гафур рассказывает, что и как произошло.

– У вас тут, как в кино, – говорит Ястребов. – Деревенский детектив… Ну что ж, Даврон, проблема решилась сама собой. Летим обратно.

– Погоди, – говорю. – Тыкву этого надо изловить.

Ястребов хлопает себя по бедру:

– С тобой не соскучишься! Изловим, дальше что? Душанбе бомбить полетим? Лётное время, брат, – штука недешёвая, время и керосин… Ну зачем тебе пацан? Пусть бежит.

Растолковываю:

– Боец совершил тяжкий проступок. Необходимо наказать. Показательно. Чтобы никто в отряде не думал, что можно укокошить вышестоящего по званию и сбежать. Расстреляю перед строем.

Он отводит меня в сторону.

– Не понял, – говорит негромко, чтоб не слышал Гафур. – Тебе-то об отряде какая забота? Теперь на меня работаешь. Я свои условия выполнил, твоя очередь. Наплюй на высокие материи, и возвращаемся.

Ага, хозяин заговорил! Расставляю точки над «и»:

– Давай проясним: я на тебя не работаю. Всего лишь подписался выполнить один заказ. Насчёт долговременного контракта уговора не было.

Ястребов задумывается.

– Торгуешься или доброту мою испытываешь? А, так и быть! Получил лошадь, бери и уздечку. Охота на Тыкву пойдёт как бонус. Для закрепления отношений. Вот только насчёт керосина… Ты своё обещание-то не забыл? Гляди, весь будущий гонорар ухлопаешь на расплату с летунами.

– Дисциплина дороже. – Возвращаюсь к Гафуру: – Ты видел, куда он направился?

Гафур понижает голос:

– Наверное, блатные его на Кухи-Мурдон загнали. Нас в детстве пугали: «Там мертвецы живут, люди оттуда не возвращаются». Хотя один старик рассказывал, какое-то ущелье есть, по которому он в молодости к Тавильдаре вышел. Тыква вряд ли найдёт…

– Меня-то не пугай. Лезь в вертолёт. Покажешь страшное место.

Вертушка поднимается над хребтом, вдоль которого тянется пастбище. Горные отроги внизу плывут, точно складки измятого бурого одеяла. Такими укрываются в детских домах. На северо-западе одеяло окаймляет охряная полоса. Гафур тычет в окно в ту сторону и кричит, пытаясь переорать рёв двигателя:

– Кухи-Мурдон!

На подлёте понимаю, почему про гору рассказывают сказки. Пологая стена цвета ржавчины поднимается уступами. На ней, точно могильные обелиски, в беспорядке разбросаны выходы тёмных скальных пород.

Шестнадцать двадцать. Гафур, глядя в окно, тычет пальцем – указывает вниз. Перехожу к левому борту. Внизу, по одной из террас в нижней трети склона движется маленькая человеческая фигурка. Гуломов. Возвращаюсь к правому борту, надеваю ларинг.

– Тарас, слева от тебя. Видишь?

– Вижу.

– Сможешь сесть?

– Ща узнаем.

Разворачивает машину, снижается. Сообщает:

– Облом. Уклон восемь градусов. Не хочу рисковать.

– Неужто зря летели?

– Могу подвиснуть. Площадка широкая, ветер позволяет…

Он подводит вертушку носом к склону, на высоте зависает над террасой и плавно опускается вертикально вниз. Вижу Гуломова. Стоит неподвижно справа от снижающейся машины. Попыток бежать не предпринимает.

Вертушка подвисает над самой площадкой. Голос Тараса информирует:

– Приехали.

Вешаю ларинг на кронштейн. Гафур встаёт, орёт:

– Я приведу!

Отмахиваюсь:

– Отставить. Сиди.

Открываю дверь. Высота – метра полтора. Спрыгиваю, иду к Гуломову. Он не трогается с места. Подхожу. В правой руке бойца – трофей. Зухурова башка.

– Дай-ка.

Гуломов протягивает мне тряпичную петлю, на которой висит голова. Поднимаю её на вытянутой руке. Голова перекашивается набок – грязная тряпица оттягивает ухо. Разглядываю с холодным любопытством. Зухура не узнать. Сейчас он напоминает гнилую дыню в базарной оплётке. Лицо смято, нос разможжен вдребезги, губы расплющены, но крови почти нет.

Мне приходит на ум, что система, вероятно, действует сложнее, чем представлялось. Я считал, что Зухур – всего лишь запал. Шарахнуло и его, да пострашнее, чем Зарину. И этого деревенского паренька тоже зацепило.

Возвращаю трофей бойцу. Спрашиваю:

– Штрафные удары на башке отрабатывал?

Он, мрачно:

– Нет, я вратарь… Когда играем, на воротах стою.

– Неважно. Жёлтая карточка тебе обеспечена. Знаешь, что это такое?

– Конечно. Радио слушаю.

– Так вот, в сегодняшнем матче жёлтая карточка – расстрел.

Боец, мрачно:

– Знаю.

– Факт, знаешь, раз бегством спасался…

– Я не спасался… От них уходил.

– Логика где? – спрашиваю. – Уходил, значит, спасался.

Боец, упрямо:

– Нет. Они шакалы. К ним в руки попасть – позор.

– Предположим. А сейчас почему стоял, ждал? Дунул бы в гору.

Боец выдаёт:

– Вы человек. От людей бегать позорно.

– Хочешь сказать, что смерти не боишься?