– Ну? – он нарочито медленно распахнул борта своего пальто, – ударь вот сюда, под ребро. Давай, Катрин, не смалодушничай! Другого случая не будет.

Не успел он закончить фразу, как она, зажмурившись, размахнулась. Он не сделал ни единого движения, чтобы избежать удара – но острие ножа замерло в сантиметре от его белоснежной сорочки, словно натолкнувшись на невидимую преграду. – Будь ты проклят, – прошептала она.

– Я проклят уже давно, – отозвался Олег. – И не один раз. Последний раз меня проклял Антон на Place des Vosges. Что же ты, Катрин? Как сверкают твои глаза! Убивать не только легко, но и приятно.

– Тогда расскажи, насколько приятно тебе было, когда ты убивал Антона? Насколько легко? Как ты там говоришь? Piece of cake? Урод. Сволочь!

Он, словно не замечая ее отчаянных грубых слов, потер ладонями лицо, пытаясь отогнать страшные воспоминания.

– Ты ничего не знаешь, – пробормотал он. – Ты ничего не знаешь…

– Я знаю, ты его убил – чего мне еще? Да как у тебя рука поднялась… Гореть тебе в аду, – она отбросил нож прочь и закрыла лицо руками.

– Надо понимать, ты раздумала убивать меня? – он усмехнулся. – Хорошо, вернемся к Антону. Ты, конечно, мне не поверишь, но это была случайность.

Катрин задохнулась от ярости. Да как он смеет! У него хватает наглости оправдываться!

– Разумеется, случайность! – воскликнула она со слезами. – Кто ж подумает иначе!

– Я никогда бы не стал стрелять в Антона, – Олег говорил негромко, словно сам с собой. – Никогда – слышишь?

– Замолчи! – Катрин заткнула уши. – Какой цинизм!

И он действительно замолчал. Он молчал так долго, что она, оторвав ладони от головы, подняла на него полные удивления глаза.

– Я люблю тебя, – услышала она его глухой голос, полный щемящей тоски. Если б ты знала, как мне было невыносимо вдали от тебя так долго.

– Ты сумасшедший, – Катрин отвернулась, чтобы он не увидел презрительную гримаску, которую она оказалась не в силах удержать. – Сколько раз повторять, чтобы ты не смел говорить мне о любви.

– Даже так? – тонкие губы дрогнули. – Ну-ка, повтори еще раз – для лучшего понимания.

– И повторю, – Катрин отважилась посмотреть ему прямо в глаза. – Я не хочу ничего знать о твоей любви, – отчеканила она звенящим голосом.

– Ты словно страус. Что из того, что ты не хочешь? Все равно – ты о ней знаешь – и никуда не денешься.

– Да не хочу я об этом знать, – через силу выдавила Катрин, и когда он протянул руку, чтобы коснуться до ее лица, отшатнулась. – Не трогай меня!

– Тебе даже прикосновения мои неприятны? – Рыков усмехнулся.

– Да на что ты надеешься, убийца? – ее губы затряслись. – На что? Да будь ты последним мужчиной в мире, я бы никогда не…

– Никогда не говори никогда, – оборвал ее Рыков. – Но поговорим о тебе. Ты у нас теперь замужем. Супруга гениального врача. Катрин, ты правда его любишь? Нашего рыцаря Булгакова? Латы не царапаются?

– Какое тебе дело? – прошептала она. – Да, я его люблю.

– Ну что ж, – на лице Рыкова не дрогнул ни единый мускул, – Сержа есть за что любить. Он из породы героев. А я – как прокаженный всю жизнь.

– Тебя пожалеть? – с издевкой предложила Катрин.

– Жалость свою оставь при себе. Но неужели ты никогда не задумывалась, что побудило меня поступить по отношению к тебе столь бесчеловечно?

Катрин не ответила. Понимать-то она понимала, но как произнести самой такое вслух: «Ты поступил так, потому что я не любила тебя, и все, что оставалось тебе – звериная ревность и безнадежное отчаяние?»

– Молчишь? Боишься признаться самой себе? А тем более – мне?

– Я не позволю тебе оправдаться любовью, – в гневе выпалила она. – Я в твоей гнусной игре оказалась разменной пешкой, разве нет? Ключевой фигурой в твоих преступлениях был Орлов, а вовсе не я. Ты растоптал мою жизнь из-за ненависти к нему, и продолжаешь нагло твердить, что любишь меня?

– Будь он проклят, – услышала она его приглушенный яростью голос, в котором полыхало столько смертельной злобы, что Катрин стало страшно до дрожи в коленях – ей показалось, он убьет ее тут же, прямо рядом с зарезанным гопником. – Будь он проклят, – Олег повторил эти слова словно заклинание, а потом выдохнул: – Пусть сдохнет. И он сдохнет – скоро.

– Почему ты не оставишь его в покое? – еще немного, и она вновь расплачется. – Я видела его сегодня…

– Я в курсе, – его глаза были холодны, и таким же студено холодным моментально стал его тон. – Конечно, видела – кто бы сомневался.

– Он жалок, – через силу выдавила Катрин. – Помятый и несчастный. Оставь его. Тебе нужна я – вот, я приехала. Прошу – оставь его.

– Так ради кого ты приехала? Ради Анны или ради этого ничтожества? Кого ты бросилась защищать ценою собственной жизни? Впрочем, черт с ним, не хочу сейчас говорить о нем, – он протянул к ней руку. – Иди ко мне, Катрин… Иди ко мне!.. Не бойся…

Катрин отшатнулась.

– Убери руки! – процедила она, – меня трясет от тебя – ты омерзителен. Много чести – тебя бояться.

– Ой ли? – недоверчиво усмехнулся он. – Два года назад с тебя полотно можно было писать «Аллегория ужаса» – тебя рвало от страха. Совершенно, кстати, напрасно – если б ты не оскорбила меня презрением, я не решился бы тебя убить.

– Нет, – она покачала головой, – ты бы все равно меня убил. Я была обречена.

– Как ты можешь это знать?

– Знаю! Жестокости твоей нет границ. После того, как я получила ту жуткую посылку…

Он перебил ее, нахмурившись:

– Посылку? О чем ты?

– А то не знаешь? – Катрин подняла бровь со всем возможным сарказмом. – Я о синей рубашке, которую ты прислал мне в Лондон.

– Я ничего не присылал тебе, – его голос был глух, а взгляд встревожен. – О какой рубашке речь?

– О той самой, – выдохнула Катрин. – О той, которую ты нацепил на меня, когда приволок в тот проклятый дом.

– Я ничего не присылал тебе, – повторил он. – Я никогда не стал бы пугать тебя таким подлым образом.

– Неужели? – пренебрежительно спросила Катрин. – Впрочем, мне все равно…

– А мне – нет! Мне не все равно. С чего ты взяла, что это та самая рубашка?

– С чего я взяла! – фыркнула Катрин. – Да она вся в крови! Она до сих пор тобой пахнет!

– А ты помнишь, как от меня пахнет? – теперь в голосе Рыкова зазвучала ирония. – Я польщен.

Он ухмыльнулся, а затем продолжил:

– Серж, без сомнений, отправил ее в Москву, своему приятелю. Он рассказал тебе о результатах экспертизы?

– Я из него вытянула, – она не скрывала торжества. – Он не хотел говорить. Но потом признался, что это кровь моя… и Анны.