В детстве Милану не раз доводилось проводить время в полевых лагерях. Там настроение было совсем другое. Мужчины пели по вечерам у костра или же рассказывали друг другу сказки и хвастались своими геройскими поступками в последней битве.

Он закрыл глаза, задремал и представил, как все изменится, когда он окажется в Туаре. Он предстанет перед советом благородных рыцарей Швертвальда и изложит им военные планы Лиги. Вместе они обсудят дальнейшие действия, и он отправится в битву на их стороне, чтобы предотвратить несправедливость.

Каждый раз, когда он думал о решении Лиги продать целый народ в рабство, его охватывал глубочайший стыд. Если бы Фелиция не открыла ему глаза, повстанцы до сих пор оставались бы для него всего лишь кучкой лживых головорезов, живущих в лесу, а не маленьким народом, который веками отчаянно боролся за право свободно жить на своей земле в соответствии со своими законами.

Возбужденный шепот разбудил его. Очнувшись от полусна, он прищурился и посмотрел на лучников. Они окружили Вильяма, низкого, жилистого мужчину, которого все в группе уважали и считали лучшим следопытом. Левая половина его лица свисала, как будто у него случился удар. Перекошенный левый уголок рта придавал ему вечно угрюмый вид, левое веко было наполовину прикрыто, но остальная часть его тела, кажется, не пострадала – насколько Милан мог судить, Вильям был таким же хорошим лучником, как и другие. Однако самым главным его умением было бесшумно передвигаться по лесу. Милан лично видел, как Вильям ходил по густым зарослям, при этом на кустах не шуршал ни один лист.

Теперь молчаливого следопыта словно подменили. Настойчиво жестикулируя, он обращался к своим спутникам, пока Раинульф не кивнул, заставив его замолчать. Подняв руку, Раинульф сам взял слово.

– Мы возьмем его с собой, – громко и отчетливо заявил он. – Он должен увидеть, что ты обнаружил. Мы хотим, чтобы он был рядом с нами, если мы встретимся с Гидеоном.

Милан был удивлен, что Раинульф так решительно вступился за него. До сих пор он всегда считал, что лучник недолюбливал его.

Другие мужчины не стали с ним спорить, но по их лицам было видно, что им не по нраву решение Раинульфа.

Они зажгли несколько факелов у костра, затем Вильям повел их на запад. Почти полмили они шли молча по темному лесу, пока не достигли опустошенной просеки. Здесь молодые деревья были согнуты или вырваны с корнем, мощные ветви отломаны от древних дубов.

– Я думаю, что он прошел здесь прямо перед тем, как мы разбили наш лагерь.

– Кто? – спросил Милан и посмотрел на сломанный сук, который был толще его бедра. Листва на нем была еще зеленой и не увяла. Краем глаза он увидел, как Раинульф кивнул Вильяму.

Разведчик фыркнул, но затем помахал Милану рукой:

– Идем! Я покажу тебе кое-что, что скажет больше, чем много слов.

Они все последовали вдоль просеки, проломленной в лесу немного севернее, пока не вышли на небольшую поляну. Там Вильям опустил факел и указал на продолговатое углубление в мягкой земле.

Милану понадобилось мгновение, чтобы понять, что он видит. Но даже тогда его разум отказался признавать это: отпечаток ноги, более двух шагов в длину!

– Это… Этого не может быть.

– Нет? Наверное, мы находимся в одном из твоих снов! – с издевкой произнес Вильям. – Здесь прошел кто-то очень большой, и он пробирался сквозь деревья, как мы пробираемся сквозь высокую траву.

Милан покачал головой:

– Этого не может быть. Ведь на Цилии нет великанов. Великаны и драконы живут на краю света, а не здесь. Это любой ребенок знает!

Вильям искоса посмотрел на него:

– Тебе лучше знать, сын священника.

Милан уставился на огромный след.

– Давайте вернемся в лагерь! – решил Раинульф. – Гидеон наверняка уже прошел много миль, и совершенно очевидно, что он не ищет нас. Он направляется на север.

Мужчины повиновались.

На обратном пути через лес Раинульф подождал, пока остальные пройдут вперед, и, убедившись, что они оказались вне пределов слышимости лучников, тихо объяснил Милану:

– Гидеон, Хранитель, является одним из самых верных слуг Белой королевы. Он первым вступает в бой от ее имени. Он носит камень, покрытый спиралями желаний и рунами, который использует в качестве оружия. Гидеон бросает его во врагов нашей королевы, и, когда он призывает камень, тот возвращается в его руки, независимо от того, как далеко он пролетел.

Милан нахмурился:

– Я никогда не слышал о нем. – При этом, будучи сыном верховного священника Цилии, он был хорошо знаком со сказками своей родины!

– Ты и не должен был. Когда Белая королева уходила, чтобы приступить к своему долгому сну, она поручила нам хранить наши сказки в тайне от врагов. Мы никогда не должны были рассказывать наши истории незнакомцам. В то время Лиги еще не существовало. Только торговцы с далекого запада и с противоположного берега Лунного моря иногда посещали наш остров. Лишь намного позже вы пришли сюда и отняли у нас наши земли. Но мы продолжили соблюдать приказ Белой королевы. Вы можете забрать у нас наши земли и наши жизни, но не наши сказки.

– И тем не менее мы тоже знаем сказку о Белой королеве, – возразил Милан.

Раинульф фыркнул:

– Да, на протяжении веков некоторые наши сказки оказались преданы. Но поверь мне, о большинстве из них вы не имеете ни малейшего представления. Как, например, о сказке про Гидеона…

– Да, да, Гидеон, – согласился Милан и попытался оценить, в какой степени занятия, за которыми он провел половину жизни, основывались на неосведомленности и ошибках. – Все же большую часть сказок мы знаем. Например, нам известно о Туманном волке, единорогах и лесных ведьмах…

Лучник тихо рассмеялся:

– Вам не следовало бы считать нас наивными, Милан. Мы также распространяли ложные сказки, чтобы сбить вас с толку несколькими отчасти правдивыми историями. Возьмем, к примеру, единорогов. Это не миловидные кобылы, на которых могут ездить верхом только девы, как рассказываете вы. Существует лишь один единорог, белоснежный жеребец, который является палачом при Белой королеве. Молись, чтобы тебе не пришлось с ним когда-либо встретиться, так как королева посылает его, чтобы убить своих злейших врагов.

Милан недоверчиво посмотрел на Раинульфа. Эта сказка полностью противоречила всем его познаниям о единорогах.

– Зачем Белой королеве понадобилось выразить такое странное желание перед своим уходом?

– Откуда мне знать? Я всего лишь браконьер. Я не понимаю даже наших герцогов.

Его слова прозвучали резко, как если бы он пытался скрыть глубокую обиду. Имел ли он в виду Фелицию? Милан знал, что Раинульф по-настоящему любил герцогиню.

Некоторое время они шли молча.

– Она всегда была здесь, – наконец сказал Раинульф. – Мы все в лесу это знаем. – Он схватился за грудь. – Глубоко в наших сердцах.