— О-па, Женьк! Я же говорил — не кипешуй, успеем! Давай, заскакивай! — толкая меня на подножку автобуса, Ромка хватает свой чемодан на колёсах и поднимает его следом. Пока я прохожу в самый конец салона, он расплачивается с водителем, а у меня есть немного времени. И я могу ненадолго спрятать лицо в ладонях, давясь беззвучным криком — изображать не то, что радость, а даже спокойное умиротворение мне становится все сложнее.

— Нифига себе ты забралась! — по скрипу сиденья, понимаю, что Ромка успел оставить чемодан в багажном отделении и приземлился рядом. А я ничего не могу с собой поделать — просто сижу, уткнувшись лбом в спинку кресла впереди нас и закрыв лицо руками. — Жень? — в его голосе проступает тревога. — Ты чего? Все в порядке?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Конечно, — быстро надевая маску беззаботности, я опускаю руки на колени и поворачиваюсь к нему уже с самым радостным видом. — Все хорошо. Это я так… просто. Голова заболела

— Что опять твое давление? — привлекая к себе, он убирает прядь волос с моего лба. — Ты смотри мне. Я тебе болеть не дам.

Всю дорогу до аэропорта мы целуемся с таким самозабвением, что не сразу понимаем, что приехали. И только когда водитель автобуса, устав ждать, когда мы выйдем, сам подходит через весь салон и красноречиво покашливает, я понимаю — все, пора.

— Извините… — шепчу я, пригибая голову и проскальзывая мимо него в направлении выхода, в то время как Ромка, по-свойски похлопывая его по плечу, радостно заявляет:

— Спасибо, друг! Нет, я понял, что мы стоим — ну, думаю, ещё одна остановка, хер с ней! А ты не поленился, подошёл — ну, человечище! Оставайся таким!

Ромка с самого утра пребывает на взводе. Близость перемен, которых он так хотел и которые способны перекрыть горькое послевкусие последних недель, адреналином бомбит по его венам. Он весь как будто пульсирует этой энергией, вызовом и готовностью прыгнуть в новый этап жизни прямо с разбега. И я не могу не радоваться этому — так он не думает о ссоре с куратором, отклонившим цикл фракталов как дипломный проект за несколько дней до его ухода в академ-отпуск. Работа, над которой Ромка бился последние полгода, уделял внимание каждой детали, не спал по ночам, пытаясь добиться особой прозрачности стекла для больше эффекта отражения, проводил долгие часы в литейной, спуская все свободные деньги на то, чтобы занять-выкупить себе побольше времени — все это полетело коту под хвост, перечёркнутое только одной преподавательской подписью.

Я знала, что это конец. Если до этого можно было в глубине души, хоть иногда надеяться на то, что он захочет вернуться, то сейчас — нет. Ромка будет бомжевать, спать на вокзалах, питаться сухарями и пить воду из городских фонтанов, но добровольно не возвратится никогда. Ссора с отцом, грозным Гариповым А-Вэ, конечно же, не одобрившим учебную программу сына до окончания вуза, тоже не усилила его желания жить и работать среди тех, кто хочет видеть его только в таким, каким он нравится им. А до того, какой Ромка на самом деле, чем живет, о чем мечтает, им нет и не было никакого дела.

Зачем ценить тех, кому на тебя плевать? А если не плевать, то помочь ничем не может. Вот как я. Влюблённая по уши дурочка, которая медленно умирает с каждым шагом приближения ко аэропорту. Хороший человек бы порадовался.

А я нет. Я слишком эгоистична со своими глупыми чувствами, которые поставила выше его возможностей и счастья. Это и будет моя маленькая постыдная тайна. И Ромка об этом никогда не узнает.

— Приехали, красавица! Эй, пассажирочка!

Водитель такси, обернувшись ко мне, машет рукой, из чего можно сделать вывод, что говорит он уже не первую секунду.

— Выходим! Я б постоял тут, конечно, с тобой — но, боюсь, местная мафия не поймёт. Знаешь, сколько за это место отвалить надо, чтоб стоять и пассажиров отсюда забирать? Ого-го! Тебе и не снилось столько!

Понимающе киваю, благодарю за лёгкую и быструю поездку и оставляю на чай, пообещав ещё пять звёздочек в приложении для рейтинга. Водитель и вправду оказался душевным, не помешавшим мне чуть-чуть потеряться между прошлым и будущим, и я ему за это благодарна.

Выложу из машины, стараясь не хлопать дверью и направляюсь к раздвижным дверям одного из терминалов. Захожу на первый уровень и жмурюсь от солнца, ярко бьющего в глаза сквозь высокие окна. Иду мимо отделения приёма багажа — сегодня я налегке, я — встречающая. Быстро и без проблем прохожу сканер металлоискателя и на эскалаторе понимаюсь на второй этаж, в зал ожидания.

У меня есть время до прибытия их рейса. И, хоть сегодня мне не надо регистрироваться, не надо проходить досмотр, привычка приезжать в аэропорт заранее со мной уже долгие годы.

Набирая в грудь побольше воздуха, чтобы унять бьющееся сердце, оглядываюсь вокруг и втягиваю ноздрями этот особый запах — запах большого мира, приключений и перемен, всего того, что так любит Ромка, и с чем очень сложные отношения у меня.

Здесь все слишком громко, бурно, активно, стремительно. Вот отделение упаковки багажа и спорящая возле него парочка: мужчина недоволен ценой услуги, а женщина сетует на его скупердяйство и заявляет, что больше никогда ничего не будет заматывать в плёнку сама. Вот кто-то бегает из стороны в сторону, громкого крича в мобильный и пытаясь узнать информацию о смене рейса. Вот народ толпится у стоек с розетками, шнурами и пауэр-банками: зарядить аккумулятор перед полетом — вещь необходимая.

Звучит самая разная речь — только за первые пять минут мое ухо ловит как минимум четыре европейских языка, плюс китайский и индийский от группы туристов неподалёку. Голоса дикторов звучат синхронно с меняющимися циферками маршрутов на большом электронном табло, объявления о прибытии и отлёте раздаются на языках всех уголков планеты, откуда приземляются и улетают самолёты.

Аэропорт — совершенно особый мир. Точка пересечения тысячи воздушных дорог, место, не принадлежащее ни одной стране и часовому поясу. Когда-то Ромка говорил, что именно так выглядит будущее — полное отсутствие границ, глобализация и лёгкость передвижения, возможность выбирать, где ты хочешь оказаться уже завтра.

— Ты — перекати-поле! — всегда упрекала его я. — Весь мир не может быть домом!

— Чего это, Женьк? Мы ж не деревья, чтоб торчать на одном месте. Можешь двигаться? Двигайся! Какие проблемы?

— Ну, разные… Например, климат, или какие-то традиции новой страны, которые не можешь принять, или язык, вот типа вьетнамского! Ты никогда его не выучишь…