Он всё-таки бросает меня. А я умру. Я точно умру после этого.

— Тихо-тихо… — продолжает успокаивать меня Ромка. — Ты, главное, дыши, Жень. Давай, вместе со мной. Вдох… Выдох. Вдох-выдох… Всё, получается? Зашибись. У нас с тобой всегда всё круто получается.

Да, круто. С ним у меня получается абсолютно всё — даже дышать в приступе панической атаки, только синхронно с ним. Но скоро это закончится. Он уедет, и все закончится.

— Давай, иди сюда. Заходи-заходи, — он аккуратно проводит меня через невысокий порожек на входе в его комнату и щёлкает включателем света. — Сейчас ты ляжешь и отдохнёшь, да? Я с тобой, я никуда не уйду, — чувствуя, как мои пальцы впиваются в его локоть, спешит успокоить меня Ромка. — Никуда я не денусь, Женьк. Куда, блин, я могу от тебя деться? Сама подумай.

Если он решил издеваться надо мной каким-то изощрённым способом — это лучший вариант. Говорить о том, что любит, что хотел бы закрыться со мной на весь год в этой комнате, что никуда на денется — и тут же о том, что здесь его ничего не держит, он уезжает и возвращаться не собирается.

— Воды хочешь? — уложив меня в кровать, которая скоро станет пустой без него, которая помнит так много… слишком много о нас, Ромка перевешивается через меня к подоконнику. На нём всегда стоит бутылка минералки — это я завела такую привычку, без меня у него здесь стояли только портвейн или пиво. Интересно, какие ещё из наших общих привычек он быстро забудет, как только уедет в свою новую жизнь?

— Ты…. ты, — зубы все ещё стучат о пластиковые края бутылки, вода льётся внутрь меня с какими-то булькающими звуками.

— Тс-с… Сначала попей. Потом скажешь. И дыши, не забывай — вдох, выдох. Давай, как я. Чтоб мы одновременно с тобой. Как мы умеем, — уголок его губ подрагивает в улыбке, а я снова не могу сдержаться — и чувствую, как по щекам градом катятся слёзы.

— Блядь, да что ж такое, — его пальцы проходятся по моим щекам, потом он рывком стаскивает наволочку с подушки, и вытирает мне лицо — а я прижимаюсь к ней с почти благоговейным трепетом. Ведь она едва уловимо пахнет им. Но скоро он уедет и заберёт с собой даже этот запах.

— Слушай, если ты обижаешься, что я тебе первой не сказал, так без шуток — я сам почти забил на это дело. До нового года ничего ещё точно по срокам не знал и не читал почту, а потом не до того было. Сама знаешь, тусня вся эта, праздники, к отцу смотаться, всех наших встретить-проводить. Я сразу даже не понял, что выиграл, прикинь? Там же на итальянском пишут, я решил, что мне какое-то бабло, в смысле награду дали за участие, и вообще, я молодец. Только вчера, тридцать первого, пока ты спала, сел и все письма разобрал нормально. Бля, я думал, что язык нормально знаю — а нихера я не знаю. Только со словарем дошло, что меня приглашают на курс, а не просто приехать премию забрать.

Я молча смотрю на него и понимаю, что не могу даже упрекнуть ни в чем — он такой и есть, парадоксально совмещающий несовместимое. Другому бы я не поверила никогда. Но Ромка — именно тот человек, который может влёгкую победить на тяжелейшем конкурсе, не сразу осознать, что сделал, а потом ещё и отмахнуться от своей победы на время праздников.

Только мне-то от этого никак не легче.

— Ты… к-когда уезжаешь? — наконец, выдавливаю из себя фразу, которая крутилась в голове с самого начала. Мне нужна чёткая дата. Я боюсь — и в то же время хочу знать её. Мне нужно знать, сколько мне ещё осталось настоящей жизни, которая, даже несмотря на мучительный обратный отсчёт, будет лучше той пустоты, которая придёт с его отъездом.

— В марте. Третьего, — внимательно глядя на меня, Ромка как будто не верит, что я уже говорю.

Третье марта. Что ж, теперь я знаю дату моего приговора.

— Женя. Же-ень, — он зовёт меня все громче и громче, и только это даёт понять, что я не отвечаю ему уже какое-то время. — А ну, посмотри на меня. Давай-давай, не отворачивайся! На меня смотри, сказал, — его напор помогает, и я понемногу фокусируюсь на Ромкином лице. — Мне надо это. Понимаешь? На самом деле надо. Но я не хочу уезжать, когда ты такая. Блин, это какая-то жопа, Женьк! — он прижимает меня к себе, крепко-крепко, так, что уткнувшись ему в шею, я едва могу дышать. Ну и пусть так. Пусть так будет всегда. Даже не дышать с ним намного круче, чем дышать без него.

— Слушай сюда. Это ничего не меняет между нами, понятно? Ты переедешь ко мне, в мою комнату, хватит там оракал Костяна сторожить. На полгода, Жень. На каких-то сраных полгода — ты сама не заметишь, как они пройдут. Закончишь свой универ. Получишь диплом, раньше, чем я, прикинь? А потом прилетишь ко мне. И мы будем жить вместе, как я обещал. Снимать комнату в квартале для местных, будем тусить там, где собираются местные, я буду работать, а ты…

— А я? — поднимая голову, смотрю ему в глаза, надеясь найти в них правдивый ответ на этот вопрос.

— А ты… Тоже что-то придумаешь! Не, не так — вместе придумаем. По-любому придумаем! Может, работать начнёшь — что, думаешь, в Италии психов меньше, чем у нас? Или учиться — там дохера стипендиальных программ, по второй вышке тоже. Тебе же только это и надо, Женьк… Будешь сидеть в библиотеках — знаешь, какие там библиотеки? Им по триста лет минимум, там всё такое старое и с историей, как ты любишь. Заучка моя… долбанутая… самая чокнутая. Люблю… люблю за это, — хрипло шепчет он, срываясь на поцелуй, устав строить логические мостики между своими идеями. Я отвечаю ему, так же бездумно и отчаянно, просто потому, что знаю — все эти увлекательные планы — просто Ромкина фантазия. Пьянящая и прекрасная, но не менее от этого нереальная.

То, что он искренне видит нас вместе, ничего не меняет. Реальность все равно переиграет всё по-своему.

Я уже проходила это, когда сама переезжала в столицу и убеждала своего бойфренда, что расстояние ничего не изменит — и что? Мы сдулись уже через пару месяцев.

Только с Сашей это было почти безболезненно. Потому что он — не Ромка. Он мне просто нравился, я совсем не любила его. Я, вообще, кроме Ромки никого не любила. И не полюблю, в человеческом организме просто не хватит ресурса на другое такое же чувство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я знаю — точно знаю, что Ромка очень быстро увлечётся новой жизнью. Он едет в любимый город, в котором уже был и куда мечтал вернуться, где собирается заниматься любимым делом, учиться в университете, в котором могло оказаться так много его соперников, а возможность появилась только у него. Очень скоро у него появятся новые увлечения, новые друзья и… подруги. Это будет круг единомышленников, свободных, раскрепощённых, увлечённых одним делом — а я…