Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он посмотрел на темно-зеленый лес по другую сторону высокой ограды. Далекие пики гор белели на фоне голубого неба. Поначалу он решил, что там прыгает какое-то животное, но потом из-за деревьев показался человеческий силуэт. Незнакомец направился к калитке по траве, покрытой инеем.
Женщина прошла через калитку и закрыла ее за собой. На ней были тонкий плащ и брюки. Он немного удивился, увидев, что женщина без рюкзака. Возможно, она оставила рюкзак в одном из зданий института, а теперь возвращалась туда. Врач-консультант? Он собирался махнуть ей, рассчитывая, что она увидит его, спускаясь к институту. Но женщина от калитки направилась прямо к нему. Она была высокой, темноволосой, со слегка загорелым лицом под забавной меховой шапочкой.
– Господин Эскоэреа… – сказала она, протягивая руку.
Он положил ножницы и пожал протянутую руку.
– Доброе утро, госпожа… э?…
Она не ответила, села на стенку, хлопнула руками, на которых не было перчаток, затем окинула взглядом долину, горы и лес, реку, здания института внизу.
– Как поживаете, господин Эскоэреа? Чувствуете себя хорошо?
Он посмотрел на то, что оставалось от его ног, ампутированных выше колен.
– То, что от меня осталось, мадам, чувствует себя хорошо.
Таков был теперь обычный его ответ. Он знал, что в этих словах может послышаться горечь. На самом же деле он давал понять людям: «Не хочу прикидываться, будто со мной все в порядке».
Она посмотрела на его культи под брюками с такой непосредственностью, какую он прежде видел только у детей.
– Это был танк, да?
– Да, – ответил он, снова беря ножницы. – Хотел подорвать его на дороге к Бальзейту, только не получилось.
Он нагнулся, срезал веточку и положил ее в корзину, потом написал на бирке, с какого побега сделан срез, и прикрепил бирку к веточке.
– Прошу прощения… – сказал он и проехал чуть дальше. Женщина посторонилась, а он срезал еще одну веточку.
Она обошла кресло-каталку и снова встала перед ним:
– Вы, как рассказывают, вытаскивали своего товарища из…
– Да, – оборвал он ее. – Рассказывают. Я, конечно, не знал тогда, что проявленное милосердие приводит к укреплению мышц рук.
– Вам дали медаль?
Женщина присела на корточки и положила одну руку на колесо кресла. Он посмотрел на ее руку, потом на лицо, но она только улыбнулась.
Он расстегнул свою стеганую куртку, под которой оказался мундир со всеми наградными планками.
– Дали.
Не обращая внимания на ее руку, он крутанул колесо, двигаясь дальше. Женщина поднялась и снова присела перед ним.
– Впечатляющее зрелище – ведь вы еще так молоды. Меня удивляет, что вас не повысили в звании раньше. А правду говорят, что вы относились к начальству без должного уважения? И поэтому…
Он бросил ножницы в корзину и развернул кресло так, чтобы оказаться к ней лицом.
– Да, милочка, – ухмыльнулся он. – Я говорил малоприятные вещи. У моей родни никогда не было высоких покровителей, а теперь нет и самой родни, за что нужно благодарить авиацию империи Гласин. Ну а это…
Он ухватился за лацканы мундира, выставляя напоказ все свои наградные планки.
– …могу вам уступить все это за пару ботинок. А теперь, – он наклонился к ней и взял ножницы, – мне нужно работать. В институте есть один парень, который наступил на мину. У него ноги оторвало под корень. И одну руку в придачу. С ним вам будет еще забавнее. Прошу меня простить.
Он развернул кресло, отъехал на несколько метров и срезал две-три веточки, выбрав растения почти наобум. Он услышал у себя за спиной шаги женщины по тропинке и крутанул колеса своего кресла.
Женщина остановила кресло, взявшись за спинку, – она оказалась сильнее, чем можно было подумать. Руки инвалида напряглись, но тщетно – колеса принялись буксовать на каменистой тропинке, а кресло осталось на месте. Он отпустил колеса и обратил лицо к небу. Женщина обошла кресло и снова присела перед ним на корточки.
Он вздохнул:
– Чего вы хотите, милочка?
– Вас, господин Эскоэреа.
Лицо женщины сияло прекрасной улыбкой. Она кивнула, показывая глазами на его культи.
– Кстати, насчет обмена медалей на ботинки – это несложно устроить, – добавила она, пожав плечами. – Правда, медали вы можете оставить себе.
Она сунула руку в корзину, вытащила оттуда ножницы и вонзила их в землю под кустами, потом положила сцепленные руки на передок кресла.
– А теперь, господин Эскоэреа, – сказала Сма, слегка дрожа, – как насчет настоящей работы?
Джону Джерролду посвящается
Езда по Дороге Черепов – дело тряское…
– Мой бог, что такое?! – воскликнул, проснувшись, Саммил Мак9.
Телега, на которой их согласились подвезти, прыгала, как при землетрясении.
Мак9 ухватился грязными руками за подгнившую деревянную планку – один из бортиков телеги – и посмотрел на знаменитую Дорогу, спрашивая себя, с чего вдруг телега, которую всего лишь малоприятно трясло, вдруг стала выделывать зубодробительные кульбиты. Можно было подумать, что отвалилось колесо или сонливый возчик съехал с Дороги на поле, усеянное валунами, – но ничего такого Мак9 не увидел. Выпучив глаза, он несколько мгновений смотрел на поверхность Дороги, а потом рухнул назад в телегу.
«Ну и ну, – сказал он себе, – я и не подозревал, что у Империи есть враги с такими громадными головами. Возмездие из могилы – вот как это называется». Он поглядел вперед. Маразматический возчик по-прежнему спал, хотя телегу кидало то вверх, то вниз. Впереди него старое вислоухое четвероногое между оглоблей с трудом находило, куда ставить ноги среди огромных черепов, устилавших эту часть Дороги, которая вела – Мак9 проследил за белой линией, уходившей вдаль, – к Городу.
Город – на горизонте, за пустошью, – был едва виден в мерцающей дымке. Большая часть легендарного мегаполиса все еще находилась за линией горизонта, но его островерхие сверкающие башни были видны издалека, даже сквозь голубоватое колеблющееся марево. Мак9 ухмыльнулся, увидев его, потом посмотрел на безответную клячу, которая с трудом, спотыкаясь и постукивая копытами, тащила телегу по Дороге. Лошадь обильно потела, окруженная облачком мух: хотя кобыла непрерывно прядала ушами, те жужжали рядом с ее головой, как настырные электроны вокруг несговорчивого ядра.
Старый возчик проснулся, неуверенно хлестнул клячу между оглоблей и тут же снова погрузился в дремоту. Мак9 отвернулся и перевел взгляд на пустошь.
Обычно пустошь являла собой холодное, безлюдное место, где гуляли ветра и шли дожди, но сегодня здесь было жарко до одурения; в воздухе стояли болотные газы, и все вокруг было усыпано крохотными яркими цветами. Мак9 снова улегся на солому; он скреб себя и ерзал, подлаживаясь под безумную тряску телеги. Он попытался сгрести солому и комья засохшего навоза так, чтобы расположиться поудобнее, но ему это не удалось. Ему уже начало казаться, что путешествие, похоже, затягивается и будет воистину не из приятных, если эти немыслимые скачки продолжатся, но тут тряска уменьшилась и телега поехала с обычным дребезжанием и поскрипыванием. «Слава богу, эти не смогли продержаться слишком долго», – пробормотал под нос Мак9 и, снова улегшись, закрыл глаза.