Я обессиленно закатила глаза к беспощадно жарящему солнцу: некоторые люди никак не хотят понимать очевидного. Ведь я покидаю Феникс и из-за Сташека тоже: он не меньше Первородных вертелся возле меня и не пострадал только по счастливой случайности. Ну уж нет, не хочу я брать на себя ответственность за жизнь и здоровье случайных прохожих! Тут я покосилась на сосредоточенное лицо Сташека, терпеливо ожидающего моего ответа, и честно закончила: а если не случайных, то уж тем более не хочу!

– Мы уедем сразу, как я вернусь домой, – тряхнула я головой. Разговор был неприятен, и затягивать с ним не стоило. – Братья уже собрали вещи.

– Вот как, – заметил Сташек, и от его тона у меня совершенно неожиданно поползли мурашки вдоль позвоночника. – И когда ты собиралась мне это сказать?

Э-э-э… Я моргнула. Нет, ну вот стоит только человеку спасти вам жизнь пару раз, максимум три, как он сразу начинает требовать к себе особого отношения! Как бы это ответить поаккуратнее.

– Я хотела позвонить с дороги, – сообщила я, но тут мое врожденное правдолюбие некстати вылезло наружу и заявило: – Или послать эсэмэс.

«Если вспомню», – дополнил внутренний голос, но уж это я озвучивать не стала. Согласитесь, у каждой честности должны быть свои рамки.

Но Сташек моего политкорректного ответа будто бы и не услышал.

– Ты и не собиралась предупреждать, – проговорил он таким голосом… странным, грубым, хриплым, словно ломающимся, который появлялся у него раньше только спросонья. – Никого.

Нет, я понимала, конечно, что коллега расстроится, может, немного обидится даже. Но чтобы с его голосом произошли такие метаморфозы?! И что творится с воздухом, который словно плавится и закипает вокруг?! А главное – и это самое удивительное – меня саму-то отчего так колбасит?! Я выставила вперед руки – они ходили ходуном, а кончики пальцев меленько дрожали.

Я в изумлении обратила взор на Сташека и в первую секунду подумала, что у меня расплавились зрительные рецепторы или мозги, а может, и то и другое (немудрено, на такой-то жаре!), но уже во вторую внутренний голос подтвердил, что я все вижу верно, а в третью… в третью секунду я села прямо на ступеньки управления. Потому что… потому что темно-синие глаза Сташека стремительно залило сияющее серебро.

Нет, этого не может быть! Этого просто не может быть! Не может быть никак! Мысль одна и та же настойчиво толкалась в ошалевшем мозгу и молотом ударяла в уши. Но внутренний голос (умеет он у меня в ответственные моменты сохранять хладнокровие) спокойно заявил, что очень даже может и что если я перестану затравленно метаться и возьму на себя труд прислушаться к себе, то пойму, что так оно и есть.

– Регина, – осторожно позвал меня тот, кого я принимала за Сташека, и я как ошпаренная шарахнулась и от него, и от его букета. Отгородилась ладонями, пряча и взгляд, и само лицо.

– Я не хотел… так, – глухо сказал он.

Монстр из монстров! Как он был прав! Монстр из монстров, его дневная и ночная формы! Дневная и ночная формы! Кому это могло в голову прийти?! А ведь мне могло бы… я бы могла догадаться, если была бы повнимательнее! Сейчас, как всегда с опозданием, многие странности казались такими красноречивыми! Стали понятны царапнувшие меня раньше моменты: и то, что Элан беспрепятственно проник в мой дом (ведь я же пригласила туда Сташека!), и то, что он проговорился про тигренка (это Сташек видел меня в любимой футболке и не мог не прочитать на ней надпись!), и то, как легко целитель догадался о Первородных… да много еще что! Я схватилась за голову, а внутренний голос безжалостно подсовывал мне все новые и новые факты, которые внезапно обрели совсем другое объяснение. Сташек не спешил к раненому Брэду не оттого, что причесывался или адрес сверял, а потому, что ждал рассвета… и он не ест практически ничего… и… и… Я едва не подпрыгнула. Да он в первый же день написал в отчете о моей устойчивости к вампирским чарам! Наверняка сделал этот вывод из личного опыта, а не из показаний лабораторных приборов! Внутренний голос с готовностью мне поддакнул и вдруг сорвался, издав короткий тоскливый вой. О, теперь даже казавшееся дурацким предупреждение Перси обрело смысл!

Воспоминания рухнули на меня лавиной, и я покачнулась под их натиском, затягиваемая все глубже и глубже в водоворот мыслей и эмоций. Я дошла до того, что с ужасом предположила, что и все изменения во внешности Сташека, ставившие меня в тупик, были не случайны. Ведь каждый раз то, что меня раздражало в целителе особенно сильно, на следующий день волшебным образом выглядело по-другому. И ростом он стал как будто выше, и чертами лица тверже, и на вид старше. Он что, подправлял свою дневную форму намеренно, чтобы мне угодить?! Такое возможно вообще?

Я застонала, стараясь не делать этого слишком громко. Так, значит, он был активен и днем, и ночью… и (внутренний голос, давно растеряв свое хладнокровие, стал задыхаться, и я вслед за ним)… и вел за мной практически круглосуточную слежку! Ведь он всегда был рядом! Почти всегда, то в одном, то в другом обличье! И всегда лгал! Ну, я и дура! Я зажмурила глаза, отчаянно жалея, что светское воспитание (и строгая юбка) не позволяют мне зажать голову между колен, как настоятельно советует практика борьбы со стрессом и избегания гипервентиляции легких.

– Я думал рассказать тебе сегодня, – вздохнуло чудовище и присело рядышком, но не настолько близко, чтобы мне пришлось с воем отползать. – Мне очень жаль.

Сквозь растерянность, отупление и возмущение в мой перевернувшийся мир внезапно прорвался нежный запах роз, которые он небрежно смял. По-хорошему мне бы этими цветами ему физиономию начистить, а не думать о том, как непомерно тяжел становится букет, принесенный в дар любимому человеку и ставший вдруг таким… неуместным. Будь ты хоть трижды монстр.

Я протянула руку и, не глядя на чудовище, быстренько перетащила розы к себе. Уткнулась лицом в их мягкие, свежие, такие живые, такие настоящие лепестки, вдохнула запах, и мне стало легче. Настоящие! Вот она, правда. Эти цветы – настоящие. А вот он – вряд ли. Кто из них двоих настоящий?! Он просто играл в Сташека, без сомненья, но, может, и в Элана он тоже только играл?! Что я о нем вообще знаю? Он и не вампир даже, как сам признался, к этим я хоть как-то приспособилась!

Внутренний голос в составление домыслов активно включился. И поскольку он, помимо непрошибаемого хладнокровия, любил впадать и в другую крайность – а именно в самую безобразную истерику, то полузадушенно взвизгнул и испуганно выдал: «А может, он вообще и не он?! В смысле – не мужчина. Кто их знает, этих древних монстров?» Как оказалось, уж точно не я. Я отчетливо хрюкнула, пряча лицо в букет.

– Регина, – заботливым Сташековым голосом, от которого меня традиционно покоробило, произнесло чудовище, – посмотри на меня, пожалуйста.

«Ишь ты, – желчно фыркнул внутренний голос, – психикой нашей хрупкой озаботился. Раньше надо было думать, до того, как посреди дня форму менять стал! Видимо, эмоции его вышибают, – тут же деловито предположил он, – а глаза более всего не стабильны. Помнишь, Сташек ранним утром в очках пришел?»