натянули на лица одинаково милые и мирные маски. На пороге комнаты ярким пятном возник Альберт, ослепительно улыбнулся:

– А, благородные господа мои! Славно, славно, что вы оба здесь! Расчудесная моя Марья, ваша величественная сестра желает видеть вас. Она ждет вас в зимнем саду. А вы, господин мой, помнится, заинтересовались коллекцией моего хозяина. Спешу обрадовать вас, нынче ночью он прислал пару весьма занимательных экземпляров. Не желаете ли взглянуть?

Финист только дернул уголком губ в ленивой попытке изобразить усмешку.

– Почту за честь. – Он кивнул Альберту, и тот отступил за порог, почти исчезнув в сумраке коридора, маяча там рыжеволосой тенью. Он поджидал Финиста и явно не собирался уходить без него.

Мертвый сокол прикрыл глаза на мгновение, но все же шагнул к дверям. Проходя мимо Марьи, коснулся ее плеча, шепнул на ухо:

– Подумай о моих словах и подумай, чем рискуешь. Ты же не хочешь, чтоб снова повторилась история с торговцем?

Марья дернулась, но промолчала, ей нечего было возразить.

Весь ее план строился на домыслах и надежде, за неимением более прочного фундамента они тоже подошли. Но что, если Полоз обманет ее? Заключать сделку через третьи руки – глупость и сумасбродство, и еще бóльшая глупость – обещать раздобыть вещь, о свойствах которой Марья и понятия не имеет.

Она снова выглянула в окно, в розоватое рассветное марево. Марье нужна была дверь к горе – ей удалось отыскать в одной из книг упоминание браслета, но разобрать в старом тексте она смогла только то, что браслет был то ли утерян, то ли оставлен где-то там. Марья помнила, какой страх мелькнул в голосе Аксиньи, когда она упомянула гору. Жаль, Марья не догадалась расспросить ее поподробнее.

Хромая логика, но за неимением других догадок…

В дверь проскользнула тихая служанка, быстро помогла одеться. Дрожащим голоском предложила завтрак – чай и воздушные булочки с вареньем, но Марья только отмахнулась. Она не помнила, когда она ела, но голода не было.

На этот раз было тихо: поместье проснулось, но осталось опустелым и погруженным в сумрак. Свечи еще горели, их язычки в предрассветном серебре почти растворялись, редкими белыми мотыльками отражались в стеклах. Марья не заходила в зимний сад после экскурсии, что провел им Альберт, но еще хорошо помнила путь туда – через галерею и по стеклянной лестнице вниз. Мимо портретов и пейзажей она шла, не поднимая глаз от пола, – в лживом полумраке картины оживали, глаза неизвестных людей следили за ней, а деревья на картинах качали ветвями среди бесконечного штиля масляных красок.

Стеклянные ступени тихо звенели под ногами, нечего было и думать спуститься в зимний сад незамеченной. Марья поежилась, она и забыла, как здесь влажно и зябко. «И почему я не взяла шаль», – рассеянно подумала она, оглядываясь. Среди холодных каменных цветов темнота еще растекалась лужами, не спеша уступать место свету.

Марья растерла озябшие ладони и медленно пошла вперед, отводя от лица тонкие слюдяные лепестки и обходя резные листья папоротника из малахита. Густую тишину каменных цветов нарушали только ее шаги.

Под просветом среди плетей вьюна она остановилась, подставила лицо слабому серому лучу.

– Неудивительно, что ты меня позвала сюда, – произнесла она тихо, не сомневаясь, что Змея ее услышит. – Каменные цветы, которые живут и цветут без света, – идеальное подобие жизни. Как и все в этом поместье. Я здесь такой же каменный цветок.

– Я позвала тебя сюда не поэтому.

Марья заметила ее, только когда она заговорила. Змея наконец сменила одежду Ани на черный брючный костюм, строгий и неприметный, даже не угадать, из какой он эпохи. Светлая коса, все еще переброшенная вокруг шеи, в темноте казалась висельной веревкой.

Марья только вздохнула. Это создание мыслило совершенно дикими категориями и попросту не понимало того, о чем говорила Марья. Не понимало разницу между поместьем черт знает где и всем миром: «Ты же все равно бóльшую часть жизни прожила в одном доме, на одном месте. Так какая тебе разница?»

– Тогда зачем ты меня позвала? – Слова прозвучали резче, чем хотела Марья, и она недовольно дернула плечами.

– Убедиться, что с тобой все в порядке. И чтобы ты убедилась, что и с твоей сестрой… ничего не случилось.

– О, меня все еще не выпускают даже во двор, я и так в курсе, что статус-кво не изменился! И если это все, что ты хотела мне сказать, то пойду я, пожалуй, – здесь холодно!

Змея шагнула ей навстречу, на плечи легли ладони – неимоверно тяжелые, и Марья застыла, как мышь в когтях совы.

– Не злись на меня, девочка. – Лицо и голос Змеи остались такими же спокойными и равнодушными, и они не вязались с ее словами. – То, что я делаю, я делаю не со зла. Мне нет интереса держать тебя и твоего брата здесь, но договор вынуждает меня. Я согласилась помочь твоей сестре и теперь обязана следовать обещанию.

– Но если тебе не нравится, – охрипшим от волнения голосом прошептала Марья, заставляя себя не отводить взгляда от неподвижного лица, больше похожего на лицо мертвеца, чем на лицо Ани, – то почему ты следуешь договору? Почему просто не разорвешь его?

Змея улыбнулась – и улыбка в этот раз вышла почти живой и очень грустной.

– Потому что он сильнее меня. Потому что такие, как я, не могут разорвать договор, не могут не подчиниться ему. Договор может быть нарушен, но он сам не позволяет этому случиться.

– Нарушен? Как? – Марья напряглась. Она чуяла – Змея не просто так объясняет ей про договор, когда могла бы просто отделаться очередной отговоркой про безопасность и благо.

В конце концов, Марья была умной девочкой.

Змея отвернулась, подошла к лучу света, под которым стояла Марья.

– Мне не стоило соглашаться, – тихо сказала она, и Марье пришлось задержать дыхание, чтоб расслышать ее слова. – Но соблазн посмотреть на мир, смерти которого я жду и не хочу дождаться, был слишком велик. Я делила сны с твоей сестрой, и тени ее дней манили и будоражили меня, даря нечто такое, чему в темных водах нет имени. И я решила: не будет вреда, если я посмотрю не только сны. Если она станет моими глазами и моими ушами, если она впустит меня…

– Подожди. – Марья прищурилась и даже не заметила, как ее начало трясти. – Ты навязала договор ей? Ты обманула ее?! Ты…

Она сама не заметила, как сорвалась на крик, до боли сжала кулаки, до кровавых лунок в ладони. Она была права, тварь оказалась просто навьей тварью