заявления и не могли не поступать. Хотя дачу для дочери т. Фурцевой строили под видом государственного объекта, но строили-то живые люди и они узнали, для кого она предназначена[989].

Густов не обошелся без морализаторства, граничащего с неприкрытым лицемерием:

— В орбиту незаконного строительства особняка оказались втянутыми многие специалисты, рядовые работники, коммунисты и комсомольцы. Для некоторых из них этот объект был одним из первых в их трудовой жизни. Они вырубали деревья и возводили особняк, наблюдая, с какими излишествами он строится. Руководители, призванные воспитывать у подчинённых честное, добросовестное отношение к выполнению общественного долга, неукоснительное соблюдение государственной дисциплины, в данном случае толкали людей на сделку с совестью, порой на участие в составлении, в обход существующих законоположений, фиктивных документов. […] Они не могли не заметить факты нескромности, хозяйственного обрастания и, я бы сказал, перерождения, вызывающие справедливое недовольство и возмущение.

Фурцева попыталась оправдаться. Сообщила, что многое из информации Густова ей раньше было неизвестно. По её словам, ничего самовольно она не делала, а на строительство дачи получила разрешение от Дмитрия Полянского. Но Екатерина Алексеевна не учла, что Дмитрий Степанович, оставаясь членом Политбюро ЦК КПСС, уже год как слетел с поста первого зампреда Совмина и был назначен на должность министра сельского хозяйства — второй наряду с министром культуры пост, на который «ссылали» проштрафившихся руководителей.

Фурцеву тут же одёрнул секретарь ЦК Федор Давыдович Кулаков, справедливо заметивший, что Полянский — это не Совет Министров.

Поправившись, Екатерина Алексеевна продолжила объяснения. Уточнила, что ничего роскошного она не строила и в помине:

— Участок, который был предоставлен мне, […] заброшен, находится рядом с дачей сына т. Микояна. Получила разрешение оплачивать за строительные работы через Госбанк и деньги вносила туда. Очень преувеличены данные о размерах дачи. На втором этаже всего три комнаты небольшие, на первом этаже — одна комната, даже не разделённая перегородкой, внизу котельная и подвал для хранения овощей.

Затем Фурцева попробовала было отвести обвинения в привлечении государственных средств на решение личного вопроса:

— Была составлена смета. Вначале она составляла 51 тысячу рублей. Я уплатила все эти средства, и никаких претензий ко мне не было. Что касается забора вокруг дачи, то за его устройство платила наличными.

Екатерина Алексеевна даже заявила, что дача строилась для дочери и Светлана якобы сама производила все расчёты.

Фурцева решительно отрицала административный нажим на строителей, а потому в атаку счел необходимым лично перейти Пельше.

— …меня удивляет, откуда такие деньги у людей берутся, — фарисейски изумился Арвид Янович, — я бы даже 50 тысяч не нашёл.

И тут же нанес второй укол:

— А потом, почему такие деньги расходуются для строительства дачи для дочери?

— Мы вдвоём работаем, у нас приличная зарплата, — решительно ответила Екатерина Алексеевна и добавила: — Кроме того, я много созывов являюсь депутатом Верховного Совета, расходов никаких нет, деньги есть.

(Это товарищи по ЦК также учли и в список кандидатур на выборы Верховного Совета СССР, прошедшие 16 июня 1974 года Фурцеву не включили.)

Екатерина Алексеевна закончила почти пророчески:

— Куда их мне тратить, в гроб, что ли, с собой брать?

Фурцевой припомнили и политически неверные заявления. Андрей Кириленко поделился с товарищами информацией о том, как 1 ноября 1973 года на торжественном открытии Дней советской культуры в здании Софийской оперы в Болгарии Екатерина Алексеевна заявила: «Конфликт у Солженицына не с руководителями партии Советского Союза. Нет! Он оскорбляет национальное достоинство советского народа, а не руководителей». На торжественном ужине Фурцева, находясь в подпитии, выпячивала свои заслуги в борьбе с Молотовым, Жуковым и Хрущёвым, болтала, что ей в голову взбрело, умудрилась оскорбить болгарского товарища Живко Живкова (подняла, можно сказать, руку на интернациональный союз трудящихся!), спросив: «Кто ты такой, как ты сюда попал?»

Прозвучали и другие обвинения в пьянстве, но Фурцева всё отрицала. И есть основания верить именно ей. Да, она выпивала, но всегда дисциплинировано отправлялась после этого спать, как и кумир ее юности Клим Ворошилов.

Андрей Кириленко попытался устыдить Екатерину Алексеевну:

— Вы за кого же считаете работников КПК, работников обкома и всех нас? Мы не можем не верить людям, это коммунисты, а вы здесь всё отрицаете.

Арвид Пельше продолжал фарисействовать:

— За время своей работы в КПК я сталкивался с различными делами, а с такого рода делом встречаюсь впервые. Член ЦК, Верховного Совета, министр культуры влезла в такую авантюру, всё это подтверждено. […] Вы знаете, что по решению ЦК дача может быть построена полезной площадью не более 60 кв. метров. Вы её строите в 174 кв. метров. По всей Москве идут разговоры о вас. Вы не посоветовались в ЦК. У вас есть налицо элементы хозяйственного обрастания, и все вопросы со строительством дачи вы активно пробивали в московских организациях.

И сделал вывод:

— Мы должны оградить ЦК от таких грубых нарушений его членами партийной и государственной дисциплины. Тов. Фурцева заслуживает наказания в партийном порядке. Что касается дачи-особняка, то я считаю, его надо передать в распоряжение государства.

Пришлось высказаться и Демичеву, который, хорошо относясь к Екатерине Алексеевне и отвечая за нее как куратор в Президиуме ЦК КПСС, сделал это с явной неохотой:

— По роду работы мне с т. Фурцевой приходится встречаться очень часто. Но я никогда бы не поверил, если бы не услышал сегодня того, что произошло. Ведь этому просто трудно даже поверить, что министр культуры, член ЦК допускает такое беззаконие. Со мной она ни разу не говорила на эту тему. У нас же министры обеспечиваются всем необходимым, в том числе и дачей, зачем ей эта дача? […] Да и вообще можно было бы пойти в Центральный комитет и посоветоваться, как ей поступить со строительством дачи для дочери. До меня доходили слухи и раньше о поведении т. Фурцевой в Свердловске, в Болгарии, но я просто не мог поверить, что это могло случиться.

В итоге Петр Нилович поддержал предложение Пельше о необходимости принятия мер в отношении Екатерины Алексеевны.

Фурцева выразила сожаление в связи с тем, что у членов Секретариата ЦК создалось впечатление, будто она неискренне выступала на заседании. Екатерина Алексеевна признала, что сделала глупость, но заверила товарищей в том, что она не хотела нанести удар по авторитету КПСС. Фурцева заявила:

— Я считаю, что никак я не обогащаюсь и не обрастаю хозяйством.

«Итожил» заседание Секретариата ЦК Андрей Кириленко:

— Мы не ждали, что вы, т. Фурцева, проявите аполитичность при обсуждении этого вопроса. […] Вы должны за всё отвечать и нести за это партийную ответственность. Поведение ваше на Секретариате трудно оправдать. Я считаю, что нужно принять решение, чтобы нам оградить звание члена Центрального комитета от позорящих фактов[990].

Андрей Павлович зачитал проект