Уже в пять часов утра я снова был на командном пункте корпуса, и вскоре поступило первое боевое донесение, которое звучало так: «5:00 17 декабря. После сильного сопротивления противника овладели населенным пунктом «А». Похоже было, что наступление начинало набирать силу, поскольку и от танковой боевой группы, действовавшей южнее, также поступили добрые вести. Она продвинулась в западном направлении уже достаточно далеко.

На этот день было запланировано перемещение командного пункта корпуса в район бельгийского города Мандерфельд, и я проинформировал возвратившуюся группу о том, что отправляюсь в Лосхайм к своей спецроте. Дороги оказались еще более запруженными, чем накануне, и бесконечные цепочки машин еле продвигались вперед. Пройдя не больше ста метров, они останавливались в ожидании, и так повторялось вновь и вновь. В общем, картина была весьма неутешительной.

«Неужели передвижения всех этих громадных колонн действительно так необходимы?» — поневоле подумал я.

Вскоре мы опять застряли, едва добравшись до главной дороги. Терпение у меня лопнуло, и я решил вернуться в Шмидтхайм, с тем чтобы попытаться проехать в Далем по едва проходимым второстепенным дорогам. Но и там нас поджидало то же самое. Пришлось оставить машину и продолжить путь пешком, медленно продвигаясь в направлении городка Штадткилль. Время от времени мне приходилось терпеливо распутывать какую-нибудь путаницу из застрявших грузовиков. Заметив же какого-нибудь офицера, вальяжно развалившегося на мягком сиденье своей машины, я приказывал ему немедленно выйти и навести порядок в создавшемся столпотворении.

На крутых горных подъемах перед Штадткиллем движение полностью встало, и мне с трудом удалось пройти вперед. Стало ясно, что здесь срочно необходимо наводить порядок, чтобы не нарушить снабжение боеприпасами и горючим сражающихся на фронте частей. На последнем повороте дороги, резко спускавшейся к маленькому озерцу, я обнаружил причину этой немыслимой пробки. Путь полностью перегородил огромный, длиной не менее десяти метров, низкорамный прицеп люфтваффе, зацепивший несколько машин. Примерно тридцать человек пытались высвободить эту платформу на колесах, но безуспешно.

Из любопытства я поинтересовался, что за груз она везет, и был буквально поражен, услышав ответ. В прицепе оказались компоненты «Фау-1». Вероятно, их послали так далеко вперед в надежде, что уже в первый день наш фронт значительно продвинется в западном направлении, а потом отменить этот приказ забыли.

Помочь в сложившейся ситуации на дороге могло только радикальное решение, которое мною и было принято. Я приказал всем солдатам выйти из ближайших машин, и вскоре сотня рук трудилась над тем, чтобы выбросить содержимое прицепа в озеро. Затем мы перевернули платформу и сбросили ее с откоса. На все про все ушло не более пятнадцати минут — дорога была свободна.

Двигаться дальше по главной дороге мне было уже невмоготу, и я решил направиться по второстепенной улице Ормонтерштрассе, шедшей в сторону городка Кершенбах. По пути нам попадались бесчисленные неразминированные минные поля, и, памятуя о судьбе несчастного подполковника Хардика, передвигались мы здесь очень осторожно. На главной дороге, пролегавшей от города Прюм в сторону Лосхайма, я увидел последствия первого нашего огневого налета и брошенные американскими солдатами блиндажи. После такого шквала огня оказывать серьезное сопротивление здесь было уже некому. В стороне от проезжей части еще слегка дымились три танка «Шерман».

Вечером в штабе корпуса в Мандерфельде состоялся большой военный совет, на котором присутствовал и генерал-полковник войск СС Зепп Дитрих. Северной танковой группе удалось продвинуться вперед только после упорного сражения. В восемь часов утра она взяла Бюлленжан, а затем повернула на север и с тяжелыми боями только к вечеру овладела Энгельсдорфом. К моменту проведения совещания ее части атаковали город Ставло, но натолкнулись на упорное сопротивление неприятеля. Доклады с других участков фронта звучали не намного утешительнее.

Безусловно, наше неожиданное наступление застало противника врасплох. Однако выйти к Маасу одним решительным ударом не удалось, а рассчитывать на то, что неприятель начнет отход без сопротивления, не приходилось. О беспорядочном бегстве противника, дававшем реальный шанс на осуществление операции «Гриф», речь больше не шла. Нельзя было надеяться и на то, что в нашей полосе наступления немецкие части выйдут к Маасу на следующий день или через день — противник успел подтянуть резервы, которые уже вступили в бой.

В такой ситуации продолжать строить планы проведения нашей спецоперации было по меньшей мере безответственно. В подобном положении любая импровизация явилась бы наказуемым легкомыслием. Конечно, каждый солдат отказывается от запланированной операции с тяжелым сердцем. Со мной происходило то же самое. Однако, взвесив все за и против, я все же принял единственно правильное в той ситуации решение: сообщил в штаб армии, что 150-я танковая бригада проводить акцию не будет, и получил на это одобрение. Затем моим боевым группам была передана соответствующая радиограмма, предписывавшая разбить лагерь на месте пребывания и ждать дальнейших указаний.

Поскольку моя бригада находилась в зоне боевых действий, я передал ее в распоряжение 1-го танкового корпуса войск СС и попросил, чтобы нам поставили чисто пехотную задачу, соответствующую нашим возможностям.

Уже 18 декабря продвижение боевой группы Пайпера было остановлено. Возле города Труа-Пон, который удалось взять лишь в одиннадцать часов утра, противник мосты взорвал. После обеда наши войска овладели еще бельгийскими городами Ла-Глез и Стумон, однако в каждой получаемой от них радиограмме содержалось требование боеприпасов и горючего. Без срочного подвоза того и другого на дальнейшее продвижение вперед рассчитывать не приходилось.

Командование стало срочно принимать меры и формировать различные офицерские группы, с тем чтобы они обеспечивали продвижение всех автоцистерн, застрявших на дорогах. Для этих целей я тоже выделил своего офицера службы снабжения. В результате в течение ночи до боевых групп удалось доставить несколько таких цистерн. Но это являлось лишь каплей в море, и о продолжении наступления нечего было и думать.

На следующий день появилась новая проблема. Почти весь северный фланг наступавших войск оказался неприкрытым. Наиболее угрожающим оказалось положение на пересечении дорог возле населенного пункта Мальмеди, где противник, подтянув свежие резервы, мог нанести опасный контрудар в южном направлении. Тогда меня спросили, смогу ли я прикрыть это слабое место, предприняв атаку на город.

Однако, учитывая расположение моих боевых групп, проведение такой атаки было возможно не ранее утра 21 декабря. Ранним утром 19 декабря по радио я передал трем своим боевым группам приказ собраться в течение 20 декабря в районе Энгельсдорфа, а сам отправился на командный пункт 1-й танковой дивизии СС и обговорил с начальником оперативного отдела вопросы, связанные с проведением атаки.

Поскольку ее артиллерийская поддержка полностью исключалась, то было решено осуществить внезапную атаку на Мальмеди с двух сторон на рассвете 21 декабря. Нашей целью являлись холмы к северу от города, на которых нам надлежало оборудовать позиции и отражать возможные контратаки противника. Пока же обе дороги, подходившие к Энгельсдорфу с севера, охранялись всего двумя отделениями по девять человек в каждом. Положение, прямо скажем, было неутешительным.