На том совещании мы с Фелькерзамом являлись единственными офицерами, у которых не было золотых погон. Под его конец фельдмаршал Модель попросил меня довести до присутствовавших генералов основные моменты операции «Гриф» и коротко пояснить их. Командирам следовало быть в курсе дела, чтобы возвращающиеся команды моей спецроты не попали под огонь наших войск как неприятельские. Для этого мы сообщили им соответствующие опознавательные знаки. При возвращении днем солдаты должны были снять каски и держать их высоко поднятыми над головой. Ночью же опознавание предусматривалось путем подачи световых сигналов.

К сожалению, мои пояснения в некоторых дивизиях были включены в письменные приказы и в таком виде отправлены в войска. В результате уже в первый день наступления такой приказ оказался в руках противника. Его нашли у одного командира батальона, который попал в плен. Хорошо еще, что в этих приказах не назывались объекты, служившие целями наших боевых групп. В них просто говорилось, что будет проведена специальная операция под моим командованием с использованием переодетых под неприятеля немецких солдат. Можно только представить, какая суматоха началась в рядах контрразведки противника, предполагавшей наличие в собственном тылу большого числа моих диверсионных групп.

В четверг 14 декабря 1944 года я официально принял командование 150-й танковой бригадой. В избушке лесника мною были даны последние указания всем трем командирам боевых групп. Причем двое из них только тогда впервые узнали, что операция «Гриф» проводится в рамках наступления наших войск. Но они были бывалыми фронтовиками и не раз оказывались в сложной ситуации. Главное заключалось в организации надежной связи, что позволило бы принимать верные решения и обеспечивало успех.

Мы еще раз проговорили все детали операции и оценили наши возможности. Следовало позаботиться о том, чтобы у наших солдат не сдали нервы. Ведь один-единственный преждевременный выстрел мог погубить всю операцию, и в этом плане перед офицерами и унтер-офицерами стояла непростая задача.

Нашим боевым группам надлежало постоянно двигаться вперед, не сбиваясь с пути. Решение о том, как овладеть мостами, предполагалось принимать на месте исходя из сложившейся обстановки. Однако в затяжной бой втягиваться было нельзя, поскольку для этого наши силы являлись слишком слабыми. Впрочем, весь наш замысел строился на том, что к тому времени сплошной линии обороны у противника уже не будет и наши передовые части уже в первый день наступления глубоко вклинятся в его тыл.

Вся операция должна была проводиться в полосе ответственности 1-го танкового корпуса СС. Ближайшая задача его северных боевых частей в составе 1-го мотопехотного полка СС под командованием молодого полковника Пайпера и приданных ему подразделений заключалась в форсировании реки Маас на отрезке между городами Люттих и Юи. Пайпер тоже издал приказ на наступление, коротко и четко обозначив боевую задачу — его моторизованные части в такое-то время 16 декабря 1944 года атакуют противника на участке Лосхайм — Лосхаймер-Грабен (поселок на бельгийской границе) и прорывают его оборону, с тем чтобы овладеть и удерживать мосты через Маас южнее Люттиха. Бой надлежало вести без прикрытия флангов, не обращая внимания на развитие ситуации на фронте по обе стороны от полосы наступления и с использованием максимальной скорости танков вплоть до выхода к реке.

Запасы горючего в танковых дивизиях были столь малы, что даже при условии отсутствия серьезного сопротивления со стороны неприятеля их хватало только для достижения Мааса. Нам тоже пришлось поломать голову над тем, как распределить бензин между машинами так, чтобы все они смогли одновременно двигаться вперед. Резервами в топливе мы не располагали, однако поскольку мои боевые группы должны были прибыть к Маасу, не ввязываясь в какие-либо стычки с противником, то я надеялся, что горючего до достижения цели операции хватит.

У противника все было тихо. Видимо, до него еще не дошли сведения о наших ночных передвижениях — сказывались предпринятые меры маскировки. В дневное время движение по дорогам вообще было запрещено, чтобы неприятелю не стало известно о том, что на узком участке фронта сосредотачиваются две танковые армии. В ночь с 15 на 16 декабря все бронированные колонны выдвинулись еще вперед, заняв позиции в непосредственной близости от линии фронта.

Погода нам благоприятствовала — густая облачность не позволила неприятельским ночным самолетам-разведчикам что-либо заметить. К тому же в такой холмистой местности им приходилось летать довольно высоко, а туман, сгущавшийся над землей, вообще сводил видимость к нулю. Такие погодные условия мы расценили как доброе предзнаменование успеха всей нашей наступательной операции.

В штабе армии я договорился, что мой командный пункт будет сначала находиться в штабе 1-го корпуса возле городка Шмидтхайм. Там же я расположил радиостанцию и свой штаб, состоявший из четырех офицеров: офицера оперативного управления, офицера для поручений, офицера связи и офицера службы снабжения. Еще до рассвета все передвижения войск были завершены, а техника спрятана в лесах.

В ночь с 15 на 16 декабря мы не спали, временно расположившись в двух небольших комнатах маленького жилого домика на окраине Шмидтхайма. В наши расчеты входило, что уже через несколько часов после начала наступления нам предстоит перемещение. Мои пять радиостанций были развернуты поблизости на опушке леса.

Начали поступать первые сообщения от трех моих боевых групп. Они доложили, что заняли исходные позиции позади танковых частей и ждут моего приказа, чтобы переодеться в форму противника и приступить к началу операции. Однако связь была не столь устойчивой, как того требовала обстановка. Ведь на обучение, а также сколачивание групп радистов отводилось слишком мало времени, и нам приходилось держать кулачки, чтобы связь не подвела.

Несмотря на то что в головных частях наступающих войск находилось всего три команды радистов, в задачи которых входили прием моего приказа на начало движения и передача нам, а также войсковым подразделениям разведсведений об обстановке возле мостов через Маас, мы с нетерпением ожидали наступления времени «Ч». Нервное напряжение, знакомое каждому солдату перед началом атаки, охватило всех — от генерала до рядового.

16 декабря 1944 года. — Огневой налет из нескольких тысяч орудий. — Первые донесения. — Задача дня не достигнута. — Утомительное продвижение вперед. — Танки вступают в бой. — Отказ от главного плана. — Отсутствие горючего. — Первые диверсионные группы в тылу противника. — Мальмеди[265] очищено от неприятеля? — Воздействие слухов. — Ложное сообщение радио Кале. — Арест американских офицеров

В пять часов утра субботы 16 декабря 1944 года внезапный огневой шквал из тысяч орудий обрушился на позиции противника. Он длился недолго. Вскоре огневой вал начал перемещаться вперед, и германская пехота устремилась в атаку. В полосе наступления, в которой позже предстояло прорывать вражескую оборону частям под командованием Пайпера, был выброшен десант в составе 3-й парашютной дивизии.