Летом 1946 года я не думал, что встречу полковника Р. еще раз. Во время заседания военно-полевого суда в августе-сентябре 1947 года его назначили моим главным обвинителем, и мне тогда приходил в голову вопрос, не являлось ли это игрой судьбы. Хотя такое его назначение имело и определенное преимущество — и обвинитель и обвиняемый могли говорить и приводить свои аргументы исходя из собственного реального опыта. Поэтому вторая наша встреча с полковником свелась к оживленной словесной дуэли, что, возможно, для присутствовавших на слушаниях представляло интерес.

Во время Арденнской наступательной операции неуверенно чувствовал себя и командующий английскими войсками фельдмаршал Монтгомери. Как сообщалось в послевоенных газетных статьях, его часто останавливала военная полиция, задавая неудобные вопросы. Ведь тогда ходили слухи о том, что «один молодчик из банды Скорцени», как нас стали называть, вспомнив о былых временах в Чикаго, занимался шпионажем, облачившись в форму английского генерала. Поэтому каждого выезжавшего в Бельгию британского генерала буквально просвечивали под микроскопом, и фельдмаршал Монтгомери не являлся в этом вопросе исключением.

Наверное, пришла пора коротко поведать о конце моих приключений во время Арденнской наступательной операции. После обеда 20 декабря 1944 года в Энгельсдорф первой возвратилась моя боевая группа «У» под командованием Гауптмана Ш. и заняла исходный район возле главной дороги на Мальмеди. Прибыл и гауптман фон Фелькерзам, чья боевая группа была на подходе и возвращение которой ожидалось в ночные часы. На появление же третьей боевой группы под командованием подполковника В. в ближайшее время нам рассчитывать не приходилось — она была еще слишком далеко, а становившееся все хуже состояние дорог ускорению ее движения никоим образом не способствовало. Поэтому ее я мог рассматривать только в качестве возможного, но неуверенного резерва.

По Энгельсдорфу противник вел ожесточенный артиллерийский огонь, и я подобрал под свой командный пункт, одиноко стоявший на окраине населенного пункта, дом, располагавшийся на дороге, шедшей в сторону города Бельво. Он находился на обратном склоне холма и на первый взгляд лежал вне траектории полета вражеских снарядов. Нам даже почти не мешали звуки их разрывов во время обсуждения обстановки.

Для начала атаки я избрал время на рассвете, когда освещения для стрельбы уже было достаточно. Гауптману Ш. предстояло наступать на Мальмеди с юго-востока, а Гауптману фон Фелькерзаму — с юго-запада. Мой план заключался в том, чтобы овладеть первыми линиями траншей и по возможности пробиться к городу. В любом случае в этих боях планировалось задействовать только часть наших подразделений. Основные же силы должны были обойти противника и перерезать дороги севернее Мальмеди на гребне высот.

Боевая группа Фелькерзама прибыла только поздно ночью, так как пройти в Энгельсдорф ей помешал заградительный огонь неприятеля. Появились и первые потери. Около пяти часов утра ко мне поступили доклады с командных пунктов боевых групп о том, что они изготовились к атаке, и я пожелал обоим командирам удачи.

Во время начала атаки мне показалось, что с севера доносятся звуки сильной артиллерийской стрельбы. Я не ошибся — правый фланг моих наступавших подразделений попал под мощный заградительный огонь неприятеля, и атака захлебнулась. Поэтому гауптман Ш. принял решение прекратить атаку и вернуться на исходные позиции. Выслушав доклад, я, опасаясь последующего удара противника, приказал его боевой группе занять оборону примерно в четырех километрах севернее Энгельсдорфа. Кроме того, ей надлежало находиться в готовности продолжить атаку, если левому флангу удастся выполнить задачу.

Однако от левой боевой группы доклады не поступали достаточно долго. О том, что происходило впереди, позволяли догадываться только шум боя да прибывающие грузовики с ранеными. Когда совсем рассвело, я медленно пошел вперед и достигнул гребня высоты, но обзора на Мальмеди так и не получил. Зато оттуда хорошо были видны двойные повороты дорог на западе города, где шел безнадежный бой с превосходящими танками противника шести наших «Пантер», взявших на себя прикрытие левого фланга атакующих сил.

Гауптман фон Фелькерзам слыл человеком упорным и, по всей видимости, не хотел прекращать атаку. Однако вскоре начали возвращаться первые пехотинцы, от которых мне стало известно, что они наткнулись на хорошо оборудованные и сильно укрепленные позиции, взять которые без поддержки артиллерии не представлялось возможным. Наши танки вели бой, чтобы прикрыть отход. Тогда я приказал своим людям собраться за гребнем высоты и приготовиться к контратаке.

Во мне усиливалось желание скорее помочь Фелькерзаму, командовавшему этой боевой группой, который стал для меня настолько хорошим другом и соратником, что я не мог допустить его потери. Наконец он последним вместе с врачом нашей бригады поднялся на гребень высоты и, изможденный, а больше всего раздавленный неудачей, подошел ко мне. Я немедленно собрал всех офицеров на совещание, чтобы обсудить, как лучше организовать оборону на занимаемых позициях, а Фелькерзам осторожно опустился на влажную лесную почву — в то место, на котором сидят, ему попал осколок.

Наше совещание охраняло отделение, вооруженное панцерфаустами. Под самый конец обсуждения нас ожидала приятная неожиданность — хромая, пришел наш бравый маленький лейтенант, командовавший танковой ротой и которого мы считали убитым. В тот день его ранило не меньше семи раз, и вся его форма пропиталась кровью.

Он доложил, что рано утром ему удалось вклиниться в глубь обороны противника и продвинуться до его артиллерийских позиций, на которых он танками раскатал целую батарею. Только контратака вдвое превосходящих сил неприятеля вынудила его к отходу. При попытке остановить противника, чтобы дать возможность нашей пехоте оторваться, все танки его роты были подбиты.

В послеобеденные часы мы заняли неплотную оборону, растянув свои позиции по фронту почти на десять километров. Самым мощным нашим вооружением являлись минометы среднего калибра. Для введения противника в заблуждение я приказал несколько раз в день проводить разведку боем. Неприятельский артиллерийский обстрел заметно усилился и перерос почти в ураганный огонь, сосредотачиваясь на долине, Энгельсдорфе и дорожных магистралях.

Вечером я наведался на командный пункт дивизии, чтобы узнать обстановку. Начальник оперативного отдела находился в прицепе, который стоял во дворе отеля. Переговорив с ним, я решил зайти в здание, чтобы немного подкрепиться. В этом отеле еще до 17 декабря находился штаб американской бригады, который «любезно» оставил нам довольно приличные припасы. Не успел я пройти и тридцати шагов, отделявших прицеп от входа в отель, как послышался характерный свист и раздался взрыв. Снаряд угодил прямо в прицеп, из остатков которого мы вытащили раненого начальника оперативного отдела. Можно сказать, что он родился в рубашке, так как в спину ему вонзился осколок величиной с небольшой карандаш, не задев при этом жизненно важных органов.

Мой проверенный водитель фельдфебель Б. ждал меня при входе в отель. Я быстро связался со своим командным пунктом, чтобы узнать, все ли в порядке, а затем, дождавшись, когда отгремят следующие разрывы, мы запрыгнули в нашу машину, стоявшую под защитой стены дома.