— Так на чем мы с тобой остановились? Тебя интересует отчетность наших филиалов за прошедший квартал? Оборот всего концерна в минувшем квартале составил…

Кулагин смотрел на бодро оперирующего цифрами Туманова с какой-то смесью понимания и жалости. Потом встал с кресла, забрал со стола папку с отчетами и сказал:

— Я просмотрю все это вечером, Андрей. Я лучше понимаю цифры, когда смотрю на них. Когда просмотрю — позвоню тебе… До вечера.

Когда дверь за ним закрылась, Туманов устало откинулся на спинку кресла и кивнул фотоснимку:

— Осуждаешь? А мне и впрямь очень страшно… Я шел к этому слишком извилистой дорогой, бежал в мечту из реальности… С мечтой-то получилось, а вот с «реальностью»… В реальность предстоит возвращаться теперь… И это страшно… Что скажешь?

Зеленые глаза девушки смотрели с фотографии весело и беззаботно.

— Но даже если ты не поймешь меня и не простишь, — сказал ей Туманов, — я должен тебе сказать, что очень люблю тебя. Что ты единственная, кто теперь наполняет смыслом мою жизнь. Что ты и есть та самая мечта, к которой я бежал всю жизнь, по капле собирая то чувство, которое наполняет меня теперь. Я всю жизнь, по букве, собирал эти слова, и я обязательно скажу их тебе. И когда-нибудь ты поймешь, что жизнь не такая уж и дурная штука, когда в ней есть кто-то, кого ты любишь… И она совсем не напрасна, если в ней есть кто-то, кто любит тебя…

У меня был отец,

В меру ласков и в меру суров.

От него нам досталось!

А с эпохой они понимали друг друга без слов…

Время шло. Отошло то, что гневало.

А что будет, на то сердца хватит.

…У меня характера не было —

Появился характер.

Римма Казакова

У самых дверей офиса я оглянулась на следовавшего за мной Володю. Встретившись со мной взглядом, он отвел глаза в сторону.

— Так и не скажешь, в чем дело? — в последний раз спросила я. — Может, я и не столь проницательна, чтобы самой найти ответ, но одно я знаю точно: я очень не люблю, когда со мной играют.

— Я не играю, Настя, — взмолился он. — Просто я не могу ничего сказать тебе сейчас… Прости.

Я пожала плечами и взялась за ручку двери.

— Я должен сейчас уехать, — сказал он мне вслед. — Пожалуйста, никуда не выходи из офиса. Я скоро вернусь и…

Но дверь за мной уже закрылась. Погруженная в свои мысли, не отвечая здоровающимся со мной сотрудникам, я поднялась в кабинет отца, заперла за собой дверь и бессильно упала в кресло.

— Вот так, — сказала я вслух, — в каждой бочке должна быть ложка «оттеняющего» мед дегтя… Сперва меня воспринимали как красивую игрушку, теперь как богатую извращенку… «Жениться по любви не может ни один король»?.. А кто сказал, что я смотрю на него как на кандидата на роль «благоверного»?.. Да он вообще мне не нужен… Ни как «благоверный», ни как «кандидат»… Да?. Да. Ну и все…

Я посмотрела на свою фотографию, поставленную на журнальный столик еще отцом, и показала ей язык.

— Любовь… Морковь, — сказала я ей. — Размечталась, глупенькая… Нет, ну вот что ему еще надо?! Красивая? Ну… Очень даже ничего… Богатая? Можно даже сказать: ти-ту-ло-ванная… И даже не дура… Характер, конечно, сволочной, но нельзя же, чтоб у меня были одни достоинства. Надо, для разнообразия, и какой-нибудь малюсенький недостаточек… Не смешно. Зато обидно. Уеду отсюда. Поеду в Бразилию, найду там какого-нибудь страстного Поеду и буду слушать его серенады под моим балконом целый месяц… Потом скажу ему, что он — осел, приеду сюда и скажу то же самое Володе… И вообще: все мужики — одинаковые! Хотя, нет… Ради справедливости надо сказать, что они еще делятся на блондинов и брюнетов…

Я потрогала пальцем кнопки на пульте и нажала на связь с секретаршей.

— Слушаю, Анд… Слушаю, Анастасия Андреевна, — ответила мне девушка.

— Наташа, — попросила я. — Найдите телефон Клюшкина, дозвонитесь до него и соедините нас… Я буду ждать у себя.

— Хорошо, — сказала она и отключилась.

— Плохо, — возразила я. — Плохо и обидно…

За окном по карнизу забарабанили капли дождя.

— Вот только тебя и не хватало для полной картины, — кивнула я. — Так, постараемся взять себя в руки… И выкинуть на свалку, раз на большее ты не годна. В концерне тебя не воспринимают как начальника, потому что ты — женщина, а понравившийся тебе парень не воспринимает тебя как женщину, потому что ты — его начальник…

Я подняла трубку загудевшего телефона и, услышав голос Клюшкина, поздоровалась.

— Все в порядке? — спросил Иван Петрович? — Добрались без приключений?

— Ну… В этом смысле — да.

— А в каком — «нет»? — насторожился он.

— На личном фронте без перемен, — пожаловалась я.

— А-а… Это не страшно. Какие наши годы?.. Настя, экспертиза показала, что тормозные шланги машины были перерезаны. Очень не хочется в это верить, но все говорит о том, что его смерть была кому- то необходима…

— Машина катилась по склону метров двести… Не могли они тогда порваться?

— Кто из нас сыщик — ты или я? О нас говорят много пакостей, но кое-что мы еще можем… У него отказали тормоза. Нет, это не «несчастный случай».

— Почему так долго устанавливали это?

— Это не так быстро делается… Да потом нам требовалось время, чтобы кое-что проверить.

— Нашлись подозреваемые?

— Да, — сказал он. — Именно поэтому я и вызвал тебя из деревни… Настя, не хочу тебя пугать, но очень высока возможность того, что и твоя жизнь подвергается опасности.

— Со мной будет все в порядке… Его убили из-за денег?

— Да. Думаю, что да… Нам необходимо поговорить. Прежде всего: никуда не выходи… Нет, наоборот. Сейчас ты выйдешь из офиса и спустишься вниз, к охранникам. Я подъеду буквально через пятнадцать-двадцать минут. До этого времени постарайся ни с кем не контактировать. Ни с кем! Стой возле входа в офис, у всех на виду, и держись поближе к охранникам.

— А чем я кому-то не угодила?

— Потом объясню, — уклонился он. — Ты поняла меня? Ни с кем не контактируй! Я уже выезжаю.

Я посмотрела за окно — дождь все усиливался. И я решила эти пятнадцать минут провести в кабинете. Подойдя к бару, я достала хрустальный фужер, плеснула на дно «мартини» и оглядела нишу в поисках льда. Из глубины бара достала инкрустированную шкатулку и открыла ее. Вместо льда я увидела фотографии. Видимо, еще отец по рассеянности поставил ларец сюда, а убиравшая кабинет секретарша не заметила его, как не замечала до сей поры и я. Подобные фотографии показывал мне раньше Королев. На них была запечатлена я. Изредка встречались и фотографии отца. Я пересматривала снимки с каким-то новым чувством. Как бы там ни было, а все же он пытался заботиться обо мне. Не очень-то считаясь с моим мнением, не слишком заботясь о нравственной стороне, но… Но заботился.