— Вы, верно, думаете, что я заберу всё себе? Нет,мадемуазель. Одного богатства мне мало. Я хочу быть дворянином и готов за этохорошо заплатить. Вернувшись в Сен-Мало, я расстанусь с мсье Лефевром. Яснаряжу собственный корабль, совсем небольшой. Если водоизмещение корсарскогосудна меньше 70 тонн, а экипаж меньше двадцати человек, брать с собойадмиралтейского писца необязательно. Мы поболтаемся в море месяц-другой.Захватим какой-нибудь английский корабль. А на нём — вот чудо — обнаружитсясундук с драгоценностями. — Дезэссар потряс мехом, который ни на минуту невыпускал из рук. — Добычу я, как положено, зарегистрирую в адмиралтействе.Треть пойдёт в королевскую казну, треть достанется мне как владельцу корабля, атреть пойдёт экипажу. Я запишу в команду мичманами и юнгами своих четверыхсыновей и восемь племянников, да пару свойственников. Согласно традициям, еслисумма королевской доли превышает миллион ливров, капитан может ходатайствоватьо дворянском патенте. Суну кое-кому в адмиралтействе и геральдической палатетысяч пятьдесят или сто, и всё устроится. Поселюсь близ Сен-Мало, построю себезамок и забуду о море!

Не уверен, что Летиция слушала блаженные разглагольствованиякапитана. Она не сводила глаз с приближающейся лодки — вернее, со скованного цепьючеловека, что сидел на корме подле рулевого.

— Какого чёрта с ними увязался поп? — спросил вдругДезэссар, нахмурившись.

Среди матросов темнела ряса отца Астольфа.

Он первым спрыгнул в переливающуюся искорками чёрную воду ирешительно направился к капитану.

— Я не позволю оставить человека на необитаемом острове! —закричал добрейший францисканец. — Именем Господа, заклинаю вас не совершатьподобного злодеяния! Или же — так и знайте — я тоже останусь здесь!

Благородные порывы иногда бывают исключительно некстати,подумал я. Только усложняют всем жизнь, создавая излишние трудности.

Пока Дезэссар втолковывал капеллану, что изменил своёпервоначальное намерение и пленник будет доставлен на Мартинику, Летиция отвелалорда Руперта в сторону и стала делать вид, будто осматривает его.

Там было, что осматривать. Вблизи стало видно, что лицо Греяразбито, изо рта течёт кровь.

— Я не люблю, когда меня куда-то волокут, ничего необъясняя, — с достоинством молвил пленник. — Пришлось дать кандалами по башкенескольким грубиянам. Но их было слишком много. Они вытащили меня на палубу искинули в шлюпку. Если б я знал, что меня везут к вам, я бы не сопротивлялся.

Матросы остались в лодке, затянув всегдашнюю балладу просокола и ласточку. А я смотрел на мою питомицу и её любимого. На сердце былотяжело.

Непостижимая вещь красота. Лорд Руперт был в изорваннойодежде, избитый, в синяках и ссадинах, но его лицо, озарённое серебрянымсветом, всё равно было прекрасным. Есть люди, очарование которых невозможноиспортить ничем. А может быть, я просто смотрел на Грея глазами Летиции, тоесть глазами любви.

С другой стороны на мою девочку я ведь тоже глядел сбезмерным обожанием, однако отлично понимал, что вид у неё прежалкий. Послепоединка, многократных падений, отчаянного барахтанья в трясине Летиция былався покрыта кровоподтёками и царапинами. Один глаз наполовину заплыл,ушибленное ухо потешно оттопыривалось, волосы слиплись, на шее синела полоса —след от лапищи Чёрной Королевы.

Как назло, ещё и матросы нынче с особенным чувством выводилибезысходный припев:

Ни взмыть, ни прижаться к его крылу

Вовеки — она это знает.

Ведь ласточка жмётся к земле, ахой!

А сокол высоко летает!

Срывающимся голосом Летиция объяснила пленнику, что егоожидает, и сунула ключ от оков, который успела взять у капитана.

Девочка смотрела на лорда Руперта долгим и жадным взглядом,будто хотела запомнить этот миг навсегда, до конца дней. Я с тоской чувствовал,как в её душу капля по капле проникает горькая отрава. Этот яд никогда неистает; он будет вечно бередить сердце и не позволит моей питомице найтисчастье ни с каким другим мужчиной. Другого просто не будет. И то сказать, гденайдёшь мужчину, способного сравниться с Рупертом Греем? Будь проклят день,когда я увидел на мостике алокрылого фрегата человека с каштановыми волосами!

На шлюпке пели:

Он реет высоко, поверх облаков,

Полёт его светел и смел.

Ах, где узкокрылой тягаться с ним,

У каждого свой предел.

Если б девочка могла меня понимать, я бы сказал: «Не надоубиваться. Расставание — не самое страшное, ибо после него остаётся память.Какое богатство может нажить тот, кто хорошо прожил жизнь? Некоторое количестводорогих воспоминаний. В конце всё равно каждый уходит в одиночку. Но чем большеу тебя драгоценных воспоминаний, тем удачней сложилась твоя судьба. В староститы будешь перебирать эти моменты, словно алмазы и изумруды».

— Вы позаботились обо мне, — сказал лорд Руперт. — Но чтостанется с вами? Ваш отец умер, замок заложен. Вам некуда вернуться.

Она воскликнула с деланной весёлостью:

— Обо мне не беспокойтесь. Я сумею выкупить Теофельс. Будусидеть у окна, смотреть на поля и леса, которые после тропиков уже не будутказаться мне такими зелёными, и вспоминать… свои приключения.

Её голос дрогнул, но улыбка стала ещё шире.

— Поклянитесь именем Господа, что ваши люди доставят этогочеловека в Форт-Рояль! — донёсся до моего слуха возглас отца Астольфа.

Я подскакал ближе к Летиции и Грею, чтобы не пропустить нислова из их разговора.

— Вы не похожи ни на одну из известных мне женщин, —озадаченно проговорил лорд Руперт. — А я за тридцать лет повидал немалопредставительниц вашего пола. Полагаю, таких, как вы, на свете больше нет. Еслибы я…

Он запнулся, что было на него совсем непохоже.

Что он хотел сказать? Наверное, что-нибудь галантное — ведьон не наивен и отлично знает, что нравится слышать девушкам, даже некрасивым.Ну прояви великодушие, скажи что-нибудь ни к чему не обязывающее, мысленновзмолился я. «Если бы я встретил вас при иных обстоятельствах». Или, ещё лучше:«Если бы я был вас достоин». Тебе это ничего не стоит, а она будет помнитькаждое слово, старясь под каменными сводами своего серого замка.

А может быть, и хорошо, что Грей не договорил. Теперьдевочка была вольна домыслить что угодно. Главное, что у любимого затрепеталиресницы и осёкся голос.