Наскоро простившись с регбистом, он отправился к «Жигулям» своего напарника, которые дожидались его неподалеку.

После того, как они полночи шли по руслу обмелевшей реки, пытаясь тем самым запутать следы, Иван Сараев и трое его спутников вышли к какому-то ущелью. Здесь решено было сделать короткий привал. И пока солдаты, привалившись спинами к холодным камням, отдыхали, девочка-афганка беззаботно играла с детенышем снежного барса.

— Ты так и не объяснил нам, Сарай, на хера тебе сдалась эта душманка? — спросил Хомутов, наблюдая за этими играми.

— У меня дома сестренка осталась такого же возраста, — коротко ответил Сараев.

— Вот видишь, как плохо быть к кому-то привязанным, — усмехнулся Хомутов. — Все-таки прав я был тогда, в кишлаке, когда хотел ее грохнуть. Из-за этой соплячки столько наших ребят полегло. И еще поляжет.

— Почему из-за нее? — удивился Сараев.

— А из-за кого же? Это же за ее головой «духи» охотятся, а не за моей.

— Ты свою голову, Хомут, не выгораживай — это ведь ты нас в тот день в кишлак привел, — напомнил Сараев товарищу предысторию их злосчастной самоволки. — Если бы не ты, сидели бы мы сейчас в гарнизоне.

Услышав эти слова, Хомутов взглянул на товарища. Но не было в этом взгляде ни ненависти, ни злости — одна лишь пустота и усталость.

— Тоже верно, — на удивление легко согласился с услышанным Хомутов. — Но если бы я верил в бога, я бы сказал, что на все его воля. А поскольку я в него не верю, я скажу иначе: пропади оно все пропадом.

Сказав это, Хомутов полез в свой РД, откуда достал банку тушенки.

— Оставь на вечер — последняя же, — посоветовал товарищу Сараев.

— Иди ты к черту — до вечера никто из нас не доживет, — огрызнулся Хомутов, открывая банку.

Насадив на острие ножа увесистый шмат мяса, солдат отправил его в рот. В этот самый миг детеныш барса, учуяв запах качественной армейской тушенки, подбежал к солдату. И тот не пожадничал — бросил ему солидный кусок.

— Сегодня какой день? — поинтересовался Хомутов, быстро добив тушенку.

— Вроде бы, суббота, — ответил Виктор Лосев.

— Значит, в нашем поселке сегодня вечером будут танцы, — блаженно закатив глаза, произнес Хомутов. — Девки придут в коротких юбочках и на высоченных каблуках. Будут танцевать под итальянцев и крутить шуры-муры.

— А вы из какого поселка? — спросил Лосев, который практически ничего не знал о Хомутове.

— Не важно — ты все равно о таком не слыхал, и, вряд ли, когда услышишь.

— Он из Ростовской области, из казаков, — ответил за товарища Сараев, после чего поднялся на ноги, показывая тем самым, что время привала закончилось.

Лосев поднялся следом за товарищем, а вот Хомутов так и остался сидеть на земле, привалившись к камню.

— Уходим, Хомут, — обратился к нему Сараев.

— Скатертью дорога, — последовал неожиданный ответ.

— В каком смысле? — удивился Сараев.

— В прямом — устал я бегать, как кролик. Здесь мое место — оно мне нравится.

— Ты хорошо все обдумал? — продолжал вопрошать Сараев.

— Лучше некуда, — ответил Хомутов, глядя в глаза товарищу. — У меня в подъезде один дедок жил — парализованный. Его каждое утро и вечер супружница во двор на каталке вывозила воздухом подышать. А дома с ложечки кормила. Так вот мне не хочется быть таким же овощем. Помирать надо молодым, Сарай — в здравом уме и рассудке. К тому же кто-то ведь должен остаться, вот я им и буду, чтобы лишний раз спички не тянуть. А вы уходите — может, вам повезет. Будешь в моих краях, передавай привет детдому номер восемь. Бывайте!

— Ну, давай, хотя бы обнимемся, — предложил Сараев.

— Не надо — я злой должен быть, а не слюнями измазанный. Сказано же — бывайте!

И Хомутов демонстративно отвернулся от товарищей. В этот момент его глаза предательски увлажнились, но никто этого не увидел.

После того, как Андропов внимательно выслушал запись допроса Шухрата Ибраева, которую принес ему Григорий Григоренко, генсек откинулся на спинку кресла и, внимательно, посмотрев на главу контрразведки, спросил:

— Итак, что думаете по этому поводу, Григорий Федорович?

— Думаю, что зацепок немного, но они есть, — ответил Григоренко. — Например, понятно, что Джура работает в учреждении, которое располагается на площади. Таких в нашем списке три: Старая площадь, Смоленская и наша — Дзержинского. Таким образом, Ясенево и Хорошевское шоссе отпадают.

— Вы забыли, что отдел административных органов располагается в Ипатьевском переулке, — внес дополнение в эти рассуждения генсек.

— Полагаю, что это все равно проходит как Старая площадь — это же один комплекс зданий, только входы-выходы разные.

— Согласен, — после короткого размышления, кивнул головой генсек. — А что вы думаете по поводу фразы «он среди нас»?

— Либо это просто обобщающая фраза, либо Джура все-таки один из нас — то есть, сотрудник КГБ.

— Либо бывший сотрудник, — внес свое уточнение Андропов. — Продолжайте, пожалуйста.

— Как видно, система связи у них чаще всего односторонняя — на контакт выходит Джура. Тем самым он минимизирует свои риски. Хотя наверняка есть и такие каналы связи, когда необходима срочная связь с ним. Но Ибраев ни разу это не применял — для этого существуют другие люди.

— Получается, что у них здесь, в Москве, весьма разветвленная шпионская сеть? — генсек задал вопрос, который напрашивался сам собой.

— Не думаю, что разветвленная, но она, действительно, есть и ее мы будем выявлять.

— Возраст Джуры нам что-то дает?

— Ибраев сказал, что Джура одного возраста с Литовченко — выходит, ему около сорока лет. Получается, что родился он во время войны, в крайнем случае — сразу после ее окончания. Это уже хорошо, поскольку мы сможем выкинуть из наших списков людей, которым уже за пятьдесят, а то и все шестьдесят. А это несколько десятков человек.

— А национальность его отца — что это такое, когда Ибраев говорит, что у Джуры их целых два? — продолжал вопрошать генсек.

— Значит, один может быть приемным отцом. То есть, биологический отец у него узбек, а приемный — русский.

— Либо наоборот, — предположил Андропов.

— Согласен. Но на данный момент в тех анкетах, которые мы изучили, такое двойное отцовство пока не просматривается.