— У меня это как-то проявляется?

— Нет, дорогой, у нее. Она смотрит на тебя более покровительственным взглядом, чем следовало бы, а когда здесь есть другие, ведет себя слишком уж корректно. Посоветуй ей не каменеть так.

— От такого совета она будет каменеть еще больше.

— А у тебя все еще осталась эта вульгарная привычка, которую я всегда в тебе ненавидела. Как только женщина, любая женщина, поворачивается к тебе спиной, ты смотришь на ее задницу, и во взгляде у тебя появляется такое самодовольство. Это самодовольство собственника. На мою задницу ты тоже поглядываешь, да?

— Я знаю, что всегда это делаю. Но самодовольства я от этого не испытываю. Ты все еще прекрасно выглядишь.

— Ты бы так не думал, если бы у тебя не остались воспоминания.

— У меня есть еще одна дурная привычка, которая покажется тебе еще хуже.

— Спорим, что догадаюсь. Потому что она и у меня есть.

— Скажи, какая?

— Ты уже дошел до той несчастной стадии своего развития, когда не можешь серьезно смотреть в лицо человеку, не воображая про себя, каким оно будет в старости.

— Не могу понять, как ты узнала.

— Мы были слишком похожи.

— Я делаю это, только глядя на женщин. Это помогает мне терять к ним интерес.

— Я делаю это, глядя на все лица, на которых уже есть признаки старения. Это ужасная и отвратительная привычка. Ее лицо хорошо сохранится.

— Ее зовут Мелисса.

— Скажи ей, что мне она может доверять. Хоть я и богата, гоняюсь за модой и когда-то имела кой-какую сучью известность как актриса. Я рада, что ты женишься не из-за денег.

— Кто это думает о женитьбе?

— Когда я познакомилась с Патриком, то речь шла о гораздо большем, чем о деньгах. Знаешь, я одобряю твое решение. Хотя мне и не нравится ее подружка. Патрик снова стал плавать на яхте. Я думаю, он, может, не только плавает, но и летает от удовольствия. Ну, что ты еще можешь мне сообщить?

— Ничего я тебе не могу сообщить.

— А я ничего не хочу знать, и в этот раз тоже. Я бы чувствовала себя виноватой, если бы он считал, что я подозреваю. Я бы ни за что не хотела разрушать чье-либо счастье, а в особенности его. Я бы тоже еще хотела быть счастливой, но ты ведь знаешь, сколько мне лет. Наша подруга Оливия может быть исключением из правил. Она не будет часто приходить в гости, но зато наполняет комнату несметным количеством цветов. И каждую открытку подписывает «Оливия Максон», словно это какой-то английский титул и у тебя тысяча знакомых Оливий. Я в восторге от твоей компании по поставке провизии и обслуживанию торжеств.

— Это компания Милоу Миндербиндера.

— Две тонны икры — это божественно.

— Нам бы хватило и одной, но лучше иметь небольшой запасец. Пожалуй, таких развлечений, как эта свадьба на автовокзале, больше уже у меня не будет.

— А для меня это, пожалуй, единственное развлечение. Ах, Джон, Джонни, ты сделал со мной ужасную вещь, — сказала Фрэнсис Бич. — Когда я узнала, что ты болен, я, наконец, впервые в жизни почувствовала себя старой. Ты поправишься, а я уже — никогда. Кто-то стучит. Войдите, пожалуйста. Вас зовут Мелисса?

— Да. Тут к нему еще пришли.

— А меня зовут Рабиновиц, мадам, Люис Рабиновиц, но друзья называют меня Лю. Тут со мной еще кое-кто — мистер Марвин Уинклер, только что прилетел из Калифорнии засвидетельствовать свое почтение. А где наша хорошенькая знакомая Анджела? Марвин, это мистер Йоссарян. Тот самый, который устроит то, что тебе надо. Уинклер хочет встретиться с Милоу Миндербиндером по поводу одного потрясающего нового изделия. Я ему сказал, что мы это устроим.

— Что это за изделие?

— Лю, дай я поговорю с ним наедине.

— Я вас слушаю, Уинклер.

— Посмотрите на мою ногу. — Уинклер был человеком среднего роста и выдающейся полноты. — Вы ничего не замечаете?

— А на что я должен смотреть?

— На мою туфлю.

— А что такое с вашей туфлей?

— Она на уровне новейших достижений.

Йоссарян внимательно посмотрел на него.

— Вы не шутите?

— Я никогда не шучу, если речь идет о бизнесе, — ответил Уинклер, произнося слова с напряжением, словно испуская скорбные вздохи. Голос у него был низким и гортанным, а речь — почти неразборчивой. — Я слишком долго занимаюсь бизнесом. После войны я изготавливал и продавал излишки армейской пленки. Я был в пекарном бизнесе и прославился как изготовитель лучших в Нью-Йорке, Коннектикуте и Нью-Джерси пышек, покрытых медовой глазурью. Все, что я делал, было на уровне новейших достижений. Я до сих пор изготовляю шоколадные фигурки к Пасхе.

— Вам удавалось когда-нибудь зашибить большие деньги?

— Я неудачно выбирал время. Еще я как-то был в кулинарном бизнесе и доставлял в дома завтраки по утрам в воскресенье, чтобы люди могли подольше поспать. Моя фирма была на Кони-Айленде и называлась «Ферма Зеленый Акр», а я был единоличным владельцем.

— А я был клиентом. И вы мне ни разу ничего не доставили.

— Этот бизнес оказался нерентабельным.

— Уинклер, я устрою вам эту встречу. Не могу противиться. Но я хочу, чтобы вы мне потом о ней рассказали.

— Я не упущу ни слова.

— Мы думали о ботинке, — признался Милоу, — на продажу правительству.

— Тогда вам совершенно точно нужен мой. Он на уровне последних достижений.

— А что это значит?

— Это значит, что он лучший в мире, мистер Миндербиндер, и у правительства нет никаких причин выбирать другой. Взгляните еще раз на мою ногу. Вы видите эту гибкость? Туфля выглядит новой, когда вы надеваете ее в первый раз; когда она постареет, как только вы ее сносите, она выглядит бывшей в употреблении. Если она потускнеет, ее можно почистить или оставить такой, какой она есть, или носить с царапинами, если вам так нравится. Вы можете сделать ее темнее или светлее и даже изменить его цвет.

— Но что в ней особенного?

— Она хорошо сидит на ноге и оставляет носок сухим и чистым. Она способствует защите кожи на вашей подошве от порезов и царапин и других болезненных неудобств при ходьбе по земле. Вы можете в ней ходить, бегать и даже просто сидеть и говорить, как я и делаю это сейчас.

— И она изменяет цвет. Как, вы сказали, она это делает?

— Вы просто вставляете эту волшебную пластмассовую вкладку в отверстие на каблуке, несете туфлю к сапожнику и говорите ему, чтобы он ее перекрасил в тот цвет, который вам нужен.

— Это похоже на чудо.

— Я бы сказал, что это и есть чудо.

— И вы можете делать их и для женщин?

— Нога есть нога, мистер Миндербиндер.