Он впал в глубокую задумчивость. Томас скривился, будтохлебнул уксуса, махнул рукой и поднялся, чтобы уйти, но на весь замок громко иторжественно прогудел гонг, старинный, медный, отобранный из десятков других зазвучный красивый голос. Олег поднялся, Томас снова невольно залюбовался егостатной фигурой, совсем не отшельнической.

— Пойдем, — сказал он. — Пир... это пир.

— Да, — согласился Олег. — Уже не простообжираловка, а ритуал. А это совсем другой статус.

На входе в зал их встречали ревом труб и даже стукомсарацинских барабанов, что после крестового похода были ввезены, как диковинка,с Востока. Олег поморщился, барабаны вроде бы некстати, как будто гости застолом будут выполнять смертельно опасные номера: то ли сожрут не то, то ликаждый десятый кувшин вина — отравлен, надо угадать правильный.

Леди Яра и леди Лилит уже сидят за столом между сэромТорвальдом и сэром Эдвином. Томас ахнул, откровенно засмотревшись на дивнуюкрасоту Лилит, совершенную настолько, что это уже не для людей, а только длявоспевания менестрелями. Ради пира она оделась почти так же, как и Яра, толькоесли Яра предпочла рукава с завязками от локтя и до кисти, то Лилит велелапришить пуговицы.

Голубой, серый и коричневый цвета — принадлежностьпростолюдинов. Благородные люди избегают даже обычного желтого цвета, неотличая от золотого, потому и Яра, и Лилит выбрали котты пурпурного цвета,только у Яры ткань окрашена мареной, а у Лилит — кошенилью, что придает болеечувственный и насыщенный цвет, в то время как платье Яры напоминает об утреннейзаре. Да и сама она, с длинными золотыми волосами и строгим взглядом холодныхлиловых глаз... дивно хороша.

Томаса и Олега встретили приветственными выкриками, двоерыцарей вскочили и, отстранив слуг, сами выдвинули кресла для героев. Томасулыбался и кланялся, улыбался и кланялся, Олег буркнул тихонько что-то насчетхристианского лицемерия, но Томас сделал вид, что не услышал.

Сэр Торвальд встал с кубком в руке, лицо сияющее, вскинулнад головой.

— Самая большая радость для отца, — провозгласилон звучно, — когда с чистым сердцем может поднять кубок вина в честьсвоего сына! И вовсе не потому, что сын дожил до каких-то лет... а потому, чтосвершил подвиги, которые увидели и оценили!

Он протянул кубок, рыцари вставали и с металлическим звоном,как при сражении, сдвигали кубки, будто щиты. Вино плескалось на стол, пилибыстро и с чувством, орошая подбородки и грудь, пятная дорогую одежду. Женщинывесело щебетали, первыми тащили лакомые куски с общих блюд на свои тарелки и натарелки соседей-мужчин, за которыми принялись матерински ухаживать, мужчиныснова и снова наполняли кубки.

Олег пил и ел вместе со всеми, потом ухитрился ускользнутьтак незаметно, что даже Томас не сразу заметил его отсутствие. Да и то большепо тому, что исчезла и Лилит, а исчезновение с пира такой сказочно красивойженщины, что дух захватывает, сразу же понижает его статус.

Олег подставил лицо свежему ночному воздуху, на террасуслабо доносятся пьяные крики, веселые вопли, снизу поднимаются тягучие ударымолота по железу, вкусно пахнет кожами и свежим хлебом. Некоторое время онприслушивался к ночной жизни замка, а когда сзади послышались шаги, он удивился,что это не Лилит, как почему-то ожидал, а кто-то из местных.

Подошел и бестрепетно смотрел снизу вверх маленькийтолстенький священник. К груди прижимает обеими руками толстую книгу, как щит,на лице борются страх и решимость, глаза беспомощно мигают, а рот то сжимаетсяв твердую линию, то кривится, как у ребенка, что вот-вот заплачет.

— Ты был невесел на пиру, сын мой, — сказал онслабым голосом, — я не знаю, что тебя гнетет, но нас, служителей церкви,Господь поставил для того, чтобы мы могли помочь людям разобраться в желаниях ипоступках, вместе с ними отыскать верный путь...

Олег посмотрел на толстенького священника с вялымлюбопытством. Эту породу знает, простые и недалекие люди, искренне верящие, чтоименно по воле Господа иконы творят чудеса, над монастырями в небе возникаютдивные знаки, а когда грядет война или мор, то Господь по небу бросаетхвостатые звезды, предупреждая, предостерегая...

— Спасибо, — ответил он вежливо. — Но естьлюди, что предпочитают со своими мыслями разбираться сами.

— Это нелегкий путь, — предостерегсвященник. — И чаще всего неверный.

— Согласен, — ответил Олег. — Ученый человеквсегда лучше подскажет неграмотному крестьянину, чем тот отыщет сам.

— Вот-вот, сын мой...

— Но только, — сказал Олег мягко, — я нетакой уж и неграмотный крестьянин. Спасибо, падре, но займись лучше челядью водворе. Я вижу там внизу и чревоугодие, и прелюбодеяние, и все остальные грехи,как совсем смертные, так и полусмертные...

Священник покачал головой, из круглых детских глаз страхпостепенно уходил, язычник не так уж и страшен, взамен пришла решимостьпастыря.

— Сын мой, они — христиане! Они ответят за свои грехи,если не искупят добрыми поступками. А вот ты блуждаешь во тьме неверия. Не порали тебе послушать о житии Христа, о его мученической смерти и чудесах, которыевоспоследовали...

Олег прервал:

— Падре, куда больше чудес творили жрецы богов, которымпришла на смену вера Христа. Так что не в чудесах сила.

Священник опешил.

— Как это... не в чудесах?

— Да так, — ответил Олег с грустью в голосе.

— Но чудеса, — сказал священник горячо, —лучшее доказательство Божьего присутствия!

— А какие чудеса творили наши старые боги... —протянул Олег.. — К тому же они куда более реальны!.. С ними можноговорить, с ними можно общаться, с ними можно даже подраться. Наши боги дажеживут на земле. Кто в лесу, кто в реке или озере, кто носится вместе стучами... Даже те, кто в небе, сходят на землю, чтобы влезть в постель к чужойжене, пока муж воюет на кордоне...

Священник кивнул, в глазах блеснула радость.

— Знаю, — сказал он обрадованно, — так былрожден славный рыцарь Геракл, отмеченный многими доблестями, но с нелегкойсудьбой, за что Господь в конце концов и забрал его к себе на небо.

— Не на небо, а на Олимп, — буркнул Олег. —Был я на том Олимпе, одни драные козы траву щиплют. Я к тому, что наши боги —реальные. Жили на Олимпе, потом куда-то ушли. Кто-то сгинул, кто-топриспособился... Хотя вряд ли, слишком уж эллинские боги были... э-э...чувственные. У них цель всей жизни была в том, чтобы совокуплять друг друга,людей, коз, коров, птиц, рыб, мух... Такие никогда не приспособятся. Это Перун,который бабами или жратвой мало увлекался, а все занимался целыми племенами инародами, как-то нашел компромисс...

Священник спросил всполошенно: