Он и не заметил, как Гея взяла его под локоть, и вот они идут по средневековым тесионским улицам. Мужчин стало много меньше женщин, и теперь на каждого солдата приходилось внимание двух, трёх, четырёх вдов. Горе смешалось с мужским успехом, и тот, кто был последним, стал первым.

Они спустились по улицам, миновав множество скверов, разбираемых зданий, которые и так рухнули, предоставив необходимые стройматериалы. Дошли до самого низа стены, но не центрального входа, а чего-то более узкого. Вышли по мощёной дороге в деревню, состоящей из тех же домов, но окруженных скотом. Шли дальше, и дальше, пока не оказались в яблоневом саде, в центре которого стоял обелиск.

— Мне сказали, что это не простой обелиск. Здесь покоятся останки самых первых людей, основавших поселение. Ходит легенда, что горе ждёт того, кто сломает обелиск. Ибо он узнает правду, с которой не сможет смирится сердце. Никогда.

В углу мигала короткая надпись, что доспех в норме, все функции готовы, способность Щит давно восстановлена.

— Папа мне сказал, что ты, возможно, имеешь очень большие раны, которые либо не совместимы с жизнью, либо тебе самому так противно, что ты боишься показаться.

Ровальд посмотрел на неё.

— Прости. — Сказала Гея.

Она тоже посмотрела на него, и он смог разглядеть глаза, на которые, до разговора с Хопсом, никогда не обращал особого внимания. Они были небесно-голубыми. Два океана, в которых хочется утонуть. Ровальд вспомнил, что были и другие славяно-арийские роды. Чем же отличался род с такими голубыми глазами? Он нагнулся к ней, она закрыла глаза, и они стукнулись лбами, и рассмеялись.

Возвращаясь в город, они расстались, а на обратном пути Ровальд встретил Гаста, который стоял у дверей его «гостиницы» в окружении множества красавиц. Каждая надела лучшее, накрасилась и прихорошилась, используя максимум природных данных.

Они весело о чём-то болтали, если не считать некоторую нервозность Гаста, который пытался им грубить, но это не помогало.

— Ну, птечник, моё гнёздышко уже испеклось.

— Давай с нами со всеми, а потом выберешь какая тебе больше нравится?

— Не кощунствуй, мерзавка. Испортишь моего мужа, он другой жизни не захочет.

— Каждому своё! Я и на такое готова.

Ровальд невольно заслушался, ухмыляясь, чем же он заслужил такую настойчивость. Впрочем, это мелочи. Тяжелая поступь доспеха привлекла внимание озорниц, и они расступились. Гаст присел на колено, вызывая возмущение и удивление дам, возраст которых был от малого, до среднего, и пара особенно уверенных в себе, до велика.

— Вставай, напарник.

Гаст поднялся.

— Так это он и есть? — Шепнула одна из самых молодых.

— Тс-с. Я слышала, он обладает гипнозом. Стоит с ним пообщаться, вмиг потеряешь дар речи и будешь служить ему.

Девочки сразу замолчали, наблюдая за развитием событий.

— Кстати. — Ровальд повернулся к дамам. — Среди тесионских женщин есть воины?

— Нет.

— Ну, исключения бывают, редчайшие. Но это совсем особенные случаи.

— В общем, нет. Нету.

— Почему?

— Женщины, которые пытаются быть похожими не мужчин, могут быть сильными, могут быть умелыми, но все они несчастны. Такие женщины всегда прогибают своего мужчину, и от этого, не могут почувствовать мужскую опору, заботу, семейное счастье, не могут почувствовать себя слабой. Они потеряны.

— Да, если женщина стала воином, то она отказалась от всего, что даёт жизнь.

— Это отшельницы, которые могут не понимать, что они отшельницы.

— Мы таких презираем.

— Хотя в Тесио и нет каких-то ограничений, достаточно сдать экзамен на уровне с мужчинами.

— Да и тесионские мужчины столь уверены в себе, что не любят, когда женщина ставит себя на равне. Это унижает.

— В семье может быть только один лидер, два, это уже конфликт.

— Нет, мы своё женское счастье на жалкий самообман не променяем. Это нероны, пускай дурью маются. Ну и отеленовцы любят женщин воинов, прямо с ума по ним сходят. Но они и рабы по природе, любят подчиняться. У них с головой не в порядке.

— Да, те, кто влюбляются в женщин воинов, у них с головой не в порядке. Это известно всем.

Вот что значит культура. Целует уши. Подумал Ровальд. В его мире, всё было не так. И если задуматься, то действительно, разница, между собственной силой, и настоящей женской слабостью, пьяняет сильнее, чем что-либо. Наверно, этим Гея и притягательна. Первая женщина, которая действительно женственна.

— Кстати, мы понять не можем, что ты нашёл в Гее? Она столь мужественна. Независима.

Она-то, подумал Ровальд? Хотя, в этом был резон. Наверно, он так привык, что даже мужеподобная по характеру кажется очень женственной. Им виднее, а ему, глубоко всё равно. Впрочем, такие прямолинейные вопросы уже пересекают черту. Такое надо обрубать на корню сразу. Ровальд смотрел на девушку, что позволила себе такое. В воздухе нависло напряжение. Та отвела взгляд.

— Следи за языком.

— Простите. — Вернулась женская робость, какая и должна была быть. — Я… Не подумала.

Ровальд повернулся к Гасту.

— Готов идти в бой?

Гаст встал по стойке смирно. Ровальд открыл дверь, где товарищи скрылись от женского внимания. Оставшись наедине, Гаст вновь присел на одно колено.

— Встань…

— Нет! — Отрезал разведчик. — Сначала выслушай.

Ровальд присел на кресло.

— Спасибо, что замолвил за меня слово. Может быть, то, что прозвучало там за стенами, слишком резко, может быть, ты сказал это не подумав. Это не важно. Там внизу, я понял одно. Меня всегда смущало что-то, то, от чего я бежал. Тесио моя родина, мой дом, и всё же, я чувствую и всегда чувствовал, что чужой. Несмотря ни на что, я чужой, это не моё место, не мой дом. Может быть, ты не имеешь такого намерения, и откажешься, я пойму. Но умоляю. Забери меня. Я больше не могу видеть это место. Эту землю. Этих людей. Я не знаю от чего, но устал быть чужим. С тобой у меня гораздо больше общего. Я понимаю то, что ты говоришь, понимаю, что ты делаешь. Но тесионцы далеки от меня, а я далёк от них. Если возможно, я пойду на край света, отдам жизнь за цель, которую преследуешь ты. После пещер во мне что-то изменилось. И теперь я не могу вернуться. Может быть повлияло всё вместе, или просто настало время, я не знаю. Но сейчас, как никогда чувствую, что чужой. Всё это время я лишь обманывал себя, потому что не знал другой жизни. Я отработаю место на корабле. Я не жалуюсь, не скулю, не притязателен. Хоть оставь меня на одной из ваших планет. Всё лучше, чем притворяться.

На плечо Гаста легла тяжелая рука стража. Крестовина вместо лица оказалась на уровне с его лицом. И вновь зазвучал спокойный голос, который был голосом чего-то нового. Это имело смысл. Понятный смысл. Если это воздействие лидерской ДНК, да будет так. Он больше не может казаться своим среди чужих.