ничек тагын? Кызым? Ханум?

— Айе… — помолчала, внимательно меня осматривая, и что-то для себя решив, продолжила. — Узенгя кара, ана синем сакалын агарган, Аксакал!

— Это я-то Аксакал? Ещё «Саксаул» скажи! — От удивления перехожу на свой родной русский.

— А кто ж еще-то? — на нем же удивленно отвечает, и, улыбаясь, аккуратно присаживается возле костра.

— Кот. Просто Кот. Дикий, не домашний. Так и зови — я уже привык. Не «Мяче», а именно так.

— Который гуляет сам по себе? Я ж вижу — неухоженный. Ага, вон усищи-то отрастил.

— Мешают?

— Мне — нет. Тебе идет. Привыкну.

Ну нифига себе — заявочки! «Привыкну», и на Ты, вот так сразу! Это я удачно с её туган тел* зашел.

* (Туган тэл — родной язык (тат.) А весь разговор с него же, с татарского, можно перевести примерно так:

— Здраствуйте, тётя! Садись, кушать будешь? И чай пить?

— Вы откуда знаете мой родной язык? И почему — «тетя»?

— А как же еще-то? Девушка, женщина?

— Да. На себя посмотрите, Седобородый. Вот у ТЕБЯ борода седая).

— Если ещё скажешь, что ты — доктор, я Смотрящим спасибо скажу! Трижды скажу.

— Главное — талэк-талек-талек не скажи! — и смеется. (развод — тат.) — И ну да, доктор, вернее врач-ортопед, Кандидат Медицинских наук, хотела докторскую защищать, материалы подготовила, да как-то отложилось. А то была бы не просто доктор, а доктор наук.

— Ни х.… фига себе! — а сам себе думаю — вот я попал! Она сейчас что, уже женой своей меня считает… ЖЕНОЙ? Охренеть!

— И не матерись при мне. Не люблю. А как понял, что доктор?

— А что такое ортопед? В ваших терминах я как-то не очень.

— Ортопед — это протезист-практик, чтобы понятно было — по суставам, переломам, вывихам и всякое такое, ну и все остальное по опорно-двигательным. Да не делай такие глаза — по ногам, если совсем просто.

— То есть, если б я глаз проткнул — мне бы «глазнюка» или «глазнючку» прислали? Чтоб лечили? А если б зуб заболел — зубодера-стоматолога? Ну «супо»-Смотрящие, любят они меня, не иначе! Меня так-то Андреем зовут, но ты Котом величай — мне так привычней.

— Хорошо, с именем я поняла. А чего ты так обрадовался-то? И КТО такие твои «Смотрящие»?

— Ну, не мои, а наши, раз ты уже тоже здесь. Те, кто нас сюда запулил. И да — Обрадовался. А ты?

— И я, потому что земляка встретила. Ты по-татарски с таким жутким акцентом говоришь, что лучше уж по-русски давай. Но не ожидала, честно, удивил ты меня, сильно удивил…

— Ну и я тоже, конечно же. Лазил вот на дерево, плоды какие-то собирал, да с ветки и навернулся. Ногу вот… сломал вряд ли, но стукнулся крепко, ну и ссадил.

— Какой же ты Кот тогда?

— Какой есть. Другого не прислали… А Смотрящие, это…

— Потом расскажешь. Ярар, купселяшмыгыз, «Мяще». Бирялэ минне свою ногу, синне баш табиб киля, лечить тебя будем — а сама смеется. (Ладно, не болтай, Кот, давай свою ногу, ТВОЙ Главврач прибыл — тат.яз.)

— Может потом? Перекусим, чаю попьем? Чай, кофе, потанцуем?

— Успеется. Сначала лечение — потом еда и всё остальное. Тоже мне — «Танцор диско» нашелся!

Сурово . Ну а чего я ожидал? Врачи, они все такие — сначала работа. Где, как, почему, неважно всё это. Есть больной — первым делом его лечить. Клятва Гиппократа, все дела. «Первым делом мы испортим самолеты… ну а девушки — а девушки потом!» Стоп, не о том думаю. Кто о чём, а Робинзон — о Пятнице… Ну а что, не я первым начал!

Тем временем меня застроили, пришлось встать, пройтись, что я изобразил, ковыляя, и держась за внимательную докторицу. Ну а дальше она развернула бурную деятельность, прощупала опухоль, осторожно отлепила с нее листок того плодового дерева, который я, все ж таки, приложил, и при свете отблесков костра пристально осмотрела начавшую подживать ссадину. Потом достала из сумочки какие-то терпкие духи, ваткой тщательно протерла руки, потом ранку другой ваткой, и наклеила на нее что-то вроде мозольного пластыря.

— Жить будешь, Андрей! Если без меня — то недолго! К утру опухоль спадет. Но сразу не нагружай и далекО не ходи.

— Да я как-то и не собирался. Да и куда я теперь пойду? Без тебя… — это я уже, как бы, в шутку, на пробу удочку закинул… Мало ли? Поймет ли мои шутки немудрящие или сразу за подкат засчитает?

— И правильно! Без меня — никуда!

Картина Репина, маслом. «Приплыли!» называется. И добавить нечего. А она продолжает:

— Ты кто сам-то? В смысле — чем занимаешься-то?

— Там, на Земле — в строительной сфере. Разрушить дом и построить замок — всё могу. За деньги — Да! Или для себя — ещё того лучше. Как тот Джинн из Аладдиновой лампы.

— Вот и хорошо! Замок не надо, обойдемся… пока… а Дом — построишь, верю — у тебя получится. НАШ дом!

!!! (слов нет — одни эмоции. Не сказать, чтоб все печатные… лучше промолчу… до утра.)

Мумбаи

До чего удивительный народ эти белые! Вот ведь живут себе как-то, а простых вещей не понимают. Обязательно своим появлением надо всё испортить! А так хорошо было вокруг, тихо, спокойно… С утра собрал у берега ракушек, в углях костра нагрел, они сами и раскрылись. Попробовал — вроде ничего, есть можно. Хоть и не пробовал ранее такого никогда, но, наверное, можно, это ж не свинина? Вот, значит, и поем их. А там еще чего-то добуду. Только перед едой собрался помолиться — как на меня какая-то белая растрёпанная бабища налетела. И говорит-говорит-говорит… словно по маленькому тамтаму стучит. И главное, напористо так, будто я ей что-то должен.

Да никому я ничего не должен… наверно. Ну не знаю, во всяком случае, не ей, это точно.

Как определил, в какую сторону молиться? Ну так это ж совсем просто — по солнцу. Если солнце там же, как и у нас — а оно тут такое же, то и молиться следует в сторону города Священной Книги. Не знаю, я так сразу понял куда. А прерывать правоверного во время молитвы — это харам, нельзя это. За вчерашний вечер из местной