— Это семейная тайна.

— Еще одна семейная тайна?

— Семьи Фабер на этот раз.

— И что это за секрет?

— Камень в руках у Мартина на записи обладает невероятной силой. Мощью ядерного оружия.

Аллен сурово взглянул на меня, но промолчал.

— Впервые я узнала о его существовании за день до нашей с Мартином свадьбы. Уверяю, это очень долгая история… Даже в общих чертах этот рассказ займет всю ночь.

— Не важно. Я жажду услышать его.

Несмотря на столь поздний час, инспектор Антонио Фигейрас решил заехать в комиссариат, чтобы написать рапорт о случившемся и разослать приказ о розыске и аресте человека, ускользнувшего от полиции в соборе. В старом городе не было ни души. Включив мигалку своего «Пежо-307», он поехал по улице Фонсека, навстречу одностороннему движению, предварительно дав указания патрулю не спускать глаз с кафе «Кинтана». Инспектор распорядился сразу же доставить свидетельницу в его кабинет, как только американец закончит с ней беседовать. «Пусть, если потребуется, переночует в камере, — сказал он. — Но ее нужно держать под наблюдением, пока она не объяснит, что за чертовщина там творится».

С холма, откуда еще виднелись шпили собора, Фигейрас различил огромный веретенообразный силуэт, возвышавшийся прямо в центре площади. Присмотревшись сквозь бешено молотящие дворники, он сделал вывод, что это прибыл вызванный им вертолет. Наверное, при таком жутком ливне пилот решил совершить посадку и подождать, пока погода не позволит продолжить полет.

«Ну и хорошо», — с облегчением подумал инспектор.

Все то время, пока он ехал по проспекту Родриго де Падрона, уже за пределами исторического центра, и парковал автомобиль на подземной стоянке главного полицейского управления, его голова была занята только одной мыслью: выяснить, какую роль во всей этой заварухе играют талисманы супругов Фабер. А какую-то роль они точно играют, он это нюхом чуял. Тот факт, что неизвестный стал стрелять в Хулию Альварес, мог иметь одно-единственное объяснение: эти люди замыслили похитить у нее нечто ценное. Нечто, размышлял он, более ценное, чем жизнь. Чтобы быть точнее, два миллиона фунтов стерлингов согласно таможенной декларации.

— Драгоценные камни шестнадцатого века? — Человек на другом конце провода не мог поверить, что его среди ночи вытащили из постели на предмет профессиональной консультации.

— Да-да, Марсело. Елизаветинской эпохи, ну, английские.

Марсело Муньис считался лучшим ювелиром во всем Сантьяго. Любой мало-мальски необычный камень, всплывавший в пределах Галисии, обязательно проходил через его опытные руки.

— Не помню, чтобы мне попадалось что-то подобное, — произнес он тоном квалифицированного оценщика. — А ты знаешь, кто владелец?

Фигейрас назвал имя.

Через несколько минут, включив ноутбук и сверившись со своей базой данных, Муньис выдал неутешительные сведения:

— Сожалею, но уверен, что здесь эти камни не появлялись. Может, их не продавали…

— Может быть, — согласился Фигейрас. — А скажи мне одну вещь: если бы ты переезжал из Англии в Испанию и в твоем хозяйстве было бы что-то подобное, по какой причине ты стал бы включать эти камни в таможенную декларацию?

— Из-за страховки, естественно, — ответил тот, ни секунды не колеблясь. — Если у тебя есть ценности и ты хочешь, чтобы компания поддерживала страховой полис при переезде, ты обязан иметь подтверждающий документ.

— А если бы у тебя были подобные сокровища, ты бы продолжал работать? То есть вставал бы ни свет ни заря, делал бы все по расписанию? Ты бы смог вести нормальную жизнь?

— Знаешь, — задумался ювелир, — вероятно, владельцы не хотят привлекать к себе внимание. А может, для них ценность камней не сводится к их денежной стоимости. Ты бы удивился, узнав, по каким причинам люди начинают коллекционировать драгоценности, — тут дело далеко не только в рыночной цене.

— Возможно, — вздохнул Фигейрас разочарованно. На него внезапно навалилась усталость. — Это я выясню завтра.

И повесил трубку.

Это была долгая история. Я честно его предупредила. Но Николас Аллен твердо вознамерился выслушать ее, предварительно заказав еще крепкого кофе и опустошив скудные запасы булочек, остававшихся на кухне. Официант тоже смирился с неизбежным. К делу подключилась полиция. У дверей стояли патрульные машины жандармерии и национальной полиции, и бедняге не оставалось другого выхода, как коротать за стойкой столько времени, сколько потребуется.

— Начинайте откуда хотите, — ободрил меня Аллен.

— Я начну с того дня, когда впервые увидела эти камни, ладно?

— Давайте.

— Это случилось накануне моей свадьбы с Мартином…

Мне никогда не доводилось видеть своего жениха в столь приподнятом настроении, как в то летнее утро. Это было в последний день июня две тысячи пятого года, мы приехали в отель в Вест-Энде с запасом, чтобы успеть отдохнуть перед началом церемонии. Само действо должно было состояться в крошечной норманнской церкви графства Уилтшир, удивительной красоты месте. Процедура предполагалась очень простая, без протокола, в присутствии небольшой горстки приглашенных. Церемонию собирался провести местный священник, давний друг семейства Мартина; мы ему позвонили заранее и сообщили о своих намерениях.

Я любила этого человека до безумия.

Он все делал хорошо. Точно и в меру. Как гончар, способный вылепить из глины новый мир, отвечающий всем нашим чаяниям.

За несколько недель до того Мартин убедил меня последовать за ним и бросить все: грядущий конкурс на должность хранителя музея при правительстве Галисии, родителей, подруг, маленький каменный домик на Коста-да-Морте и даже мою коллекцию кельтских сказок и преданий. Все! И я была счастлива пожертвовать этим!

Полковник, наверное, вы сочтете это нелепым, но незадолго до нашего знакомства с Мартином я где-то вычитала, что имеет смысл написать письмо вселенной, сформулировав все свои жизненные чаяния и надежды. То есть сам процесс фиксирования на бумаге побуждает к упорядочению мыслей и целей. Так вот, я свое письмо написала в день, когда мне исполнилось двадцать девять. И просила дать мне любимого человека. Доброго. Способного разделить со мной приключения. В результате я размахнулась на три страницы, перечисляя необходимые качества: мне был нужен мужчина, умеющий уважать мою свободу, искренний, щедрый и пылкий, прямой и немножко волшебник; он должен быть порядочным и близким настолько, чтобы понимать меня без слов. Быть человеком с чистыми помыслами, таким, чтобы от одного лишь его присутствия у меня вырастали крылья. Помнится, я сложила этот документ и убрала его в сандаловый ящичек, который спрятала где-то за шкафом. Как только я благополучно забыла о нем, в Нойю приехал Мартин. Вам надо было его тогда видеть — над обносками пилигрима сияла самая лучезарная в мире улыбка. Он был столь притягателен и совершенен, что я и думать забыла о таком совпадении с моей писаниной.