Вечером Ксения Адамовна рассказала племяннице о случившемся в «Букинисте». Поведала, что директор извинялся и обещал уволить необразованную хамку. Ганна сделала вид, что не особенно впечатлилась рассказанной историей. Но утром следующего же дня пришла в «Букинист» и предложила на должность продавца свою кандидатуру…

Ганна директору приглянулась. Без глупостей девушка. На ней отдыхал взор после плодово-ягодных, пергидрольных, капроновых прелестей предыдущей подчиненной. На личике пьяные черти горох молотили? Что ж, со всяким может случиться. Зато выглядит прилично, духами не воняет, косметикой не злоупотребляет, платья у нее скромненькие, как у школьницы.

На фоне книжных стеллажей Ганна смотрелась весьма уместно. Впервые с тех пор, как круто переменилась ее жизнь, Ганна услышала в себе дыхание силы, впервые робко использовала ее, и все, вуаля! Она принята на работу!

Ее мечта исполнилась, больше нечего было желать. Ганна работала в «Букинисте». Дни проходили, похожие один на другой, Ганна не успевала замечать, как сменялись за окном времена года. Жила она по-прежнему с теткой. Две женщины делили между собой однокомнатную квартирку, вдвоем коротали вечера. Горбатая старая дева, синий чулок, и тихая продавщица, изуродованная ревнивой женой любовница. Как это все же грустно!

Ганна много времени проводила в «своем» магазине, оставалась там надолго после закрытия. Куда торопиться? Перебирала книги, листала их, размещала по-новому на стеллажах. Все ниже и ниже опускались сумерки, с улицы до Ганны доносились стук каблуков, смех, обрывки разговоров:

– А он мне, такой, говорит: ну че, пошли, покурим…

– Девушка, а девушка, вы куда так торопитесь?

– Взяли три шампуня, диски – и двинули…

Жизнь проходила мимо, как толстая, румяная, полупьяная бабища, громко топая, хохоча, бранясь и кокетничая. Люди жили, заводили друзей и любовников, пили, ели, ездили на курорты, женились, рожали и воспитывали детей. Их забавляла эта мышиная возня. Ганна свыклась с мыслью, что она создана для другого, но для чего же? Для чего?

Она подружилась с Семеном Наумовичем, властителем потаенной комнаты, где хранились и продавались антикварные драгоценности. И какие сокровища открыл ей старик-ювелир! Помимо золотых цацек, оказывается, были в его ведении и камни, не помещенные в грубые оковы оправ, не ставшие банальными украшениями. Они прятались в сейфе, в коробочках из прозрачного пластика, и благоволивший Ганне ювелир порой показывал их девушке. Это был целый обряд. После закрытия магазина надежно запирались двери, задергивались шторы, на стеклянную витрину стелился кусок черного, порыжевшего от времени бархата. Тонким пинцетом Семен Наумович вынимал из уютных ватных гнездышек разноцветные огоньки, поворачивал, таинственным шепотом объяснял:

– Вот смотри, голубушка: это корунд. И сапфир, и рубин – это ведь все корунды, только разноокрашенные. У нас красный. Это рубин с Бирмы, четыре карата, астерия, или, иначе, звездчатый камень. Отчего звездчатый? А видишь, звездочка в нем, шестилучевая? Тут ось симметрии располагается под прямым углом к базису… Ай, с кем я говорю… Свет в нем так отражается, поняла? Для того и огранен он так, кругляшом-кабошончиком. Это все понимать надо. Древние маги считали, что рубин, прогоняя тоску, возвращает уверенность в себе и дарует счастье в любви. Но слабому человеку на него смотреть нельзя, он может оказаться во власти иллюзий…

– Аквамарин, младший брат изумруда, из семейства бериллов. Название ему дал Плиний: «Больше всего ценятся те бериллы, которые своим цветом напоминают чистую зелень морских вод». Так и пошло – аквамарин, вода морская, голубовато-зеленый. Носящий его может не бояться опасности от воды, но, чтобы камень не потерял своих свойств, обладающий им не должен лгать, так стоит ли оно того? Этот камушек с Урала. А был еще у меня мадагаскарский берилл, так тот был розового цвета. Такие называются морганитами, в честь американского миллионера Моргана…

– Семейка желтых топазов из Нерчинска, с Восточной Сибири. В древности верили, что топаз развивает ум, созерцание его лечит душевные болезни. Он устраняет ссоры, дает силы сдержать слово. Орден Золотого Руна, знак рыцарского единства, украшен золотистыми топазами. Топазам вреден солнечный свет, они становятся бесцветными, драгоценный золотистый оттенок исчезает…

– Александрит, самая ценная разновидность хризоберилла. Найден на Урале в царствование Александра Освободителя, в самый день его рождения, и названный его именем. При дневном свете – зеленый, при искусственном – красный. Говорят, что за день до гибели Александра Второго александрит в его перстне изменил цвет, стал желтым…

– Янтарь. Это не камень, а всего лишь древесная смола, но какая! Ископаемая смола деревьев, произраставших в олигоценовую эпоху, деревьев, не имеющих представителей в современном растительном мире. Видишь, в бусинах запаяны пузырьки воздуха? Это воздух древности, воздух юной Земли, дыхание Вечности. Прислушайся: вдох, выдох; вдох, выдох… Время глубоко дышит. Ай, кому я!..

– Вот серый опал, камень таинственный и непостоянный как будто. В тумане вспыхивают дальние золотистые огни. От других камней отличается тем, что не кристалл он вовсе, а как бы гель, состоящий из кремния и воды, и воды в нем, голубушка, ни много ни мало десять процентов! Чтобы опал не погиб, не растрескался, я кладу его в воду время от времени, и всякий раз удивляюсь, как много жидкости он может поглотить! Это камень обманчивых иллюзий, омрачающий разум пустыми мечтами и всевозможными опасениями. Плиний говорит, что камень этот удерживает человека от самоубийства, внушая ему неопределенную надежду на лучшее. Его не следует дарить, так как он способен породить враждебное чувство к дарителю, которое тем мощнее, чем выше цена камня. Но опал не навредит тому, кто живет в мире своих фантазий, тому, кто предается пустым мечтам, не надеясь осуществить их. Сдается мне, голубушка, это твой камень…

Можно было часами сидеть так, неудобно положив подбородок на прилавок, глядя, как вспыхивают, рассыпают искры разноцветные огоньки. Безумец-ювелир перечислял камни, мешал научные факты с древними суевериями, путался, пьянел, убаюканный своими же речами. Но каждый раз Семен Наумович вдруг словно пугался чего-то, камни моментально исчезали в коробочках, сам собой сворачивался и уползал порыжевший кусок бархата. Грохоча ключами, ювелир запирал сейф, и все становилось, как прежде, – скучно, однообразно. Ганна хотела все эти камни, но, даже представив себя их безраздельной хозяйкой, не могла уже избавиться от скуки. Рано или поздно люди умирают. Она тоже умрет, и прекрасные камни перейдут к другим людям, чужаки завладеют ее законным имуществом! От этой мысли слезы досады наворачивались на глаза, так девушка оплакивала шкуру неубитого медведя.

Рано или поздно, Ганна научилась и в книгах находить то, что привлекало ее в камнях, а привлекали ее не волшебный блеск их, не запредельная стоимость, но то «дыхание Вечности», о котором говорил ювелир. Подумать только, веками вызревали камни в гранитах, сланцах, известняках, дремали, как младенцы в колыбели, в раскаленной земле, а над ними проходило время, на цыпочках, чтобы не разбудить. Завидная участь, невозможная для человека, ведь человеку и так дано столь многое. Счастье любви и дружеского участия, грубая радость от вкушения пищи и высокий восторг видеть над головой бездонное небо! Но если кто-то из людей обделен этими несложными усладами, не справедливо ли будет со стороны судьбы подарить ему частицу бессмертия, которым щедро наделены камни?