Игла цыганки - Наталия Ломовская

Пер Гюнт

Мой старый друг позвал меня... У нас...

Бегриффенфельдт

Как? Этот сфинкс?

Пер Гюнт

(кивая)

Я знал его немного.

Бегриффенфельдт

О, наконец! А то такая ночь!

Я вас прошу, придите на подмогу.

О господин мой, окажите честь,

скажите, кто он!

Пер Гюнт

Объясню вам кратко.

Он просто сам. Таков, каков он есть.

* * *

Сольвейг

(тихо поет)

Усни, мой милый, а я не сплю.

Я буду стеречь тебя, мальчик мой.

Ведь мать и дитя – неразлучны они,

и счастьем наполнены долгие дни.

Ты жил у груди моей в сладком сне

все долгие дни... Ты как свет в окне!

У сердца матери ты лежал

все долгие дни... Ты от снов устал.

Усни, мой милый, а я не сплю.

Я буду стеречь тебя, мальчик мой.

Генрик Ибсен «Пер Гюнт»

Разное бывает в жизни, даже и совсем невероятное.

Вот, к примеру, у девушки по имени Нина. Нинуля, Нина-маленькая, Нинка-блондинка. Она приехала в губернский город из небольшого степного поселка, чтобы поступить в консерваторию. Потом собиралась встретить на жизненном пути знаменитого, щедрого и холостого продюсера, который сотворил бы из нее дивную диву, новую Мэрелин Монро. Но дело не дошло даже до консерватории, Нинуле удалось поступить только в культмассовый институт, «кулек», так его называли в городе. И вот Нина сдает сессии, поет джаз хорошеньким мяукающим голоском, покупает в секонд-хенде шикарное золотое чешуйчатое платье, лишь слегка потертое под мышками, а продюсера все нет! Стипендия, плюс присылают из дома кое-что, да жалкие гонорары за выступления... Так уже приелась китайская лапша из пакетов, так обрыдла съемная однокомнатная квартирешка на окраине, так холодно бывает трястись по утрам в трамвае, а продюсера по-прежнему нет – знаменитого, щедрого, холостого! Но она все еще Нинка-блондинка, Нина-маленькая, белокурый ангелочек с серыми глазами, с прелестно вздернутым носиком. Вокруг нее всегда вьются поклонники, ведь студенческий джаз-банд приглашают петь в рестораны, на свадьбы, да мало ли куда? Слепнут и дуреют мужики, когда объявляют маленькую Нину, это ее сценическое имя, и вот она выходит, сверкая поддельным золотом платья, неподдельной платиной волос! А что толку? Жениться-то никто не торопится, не то что продюсера, а и просто приличного человека тут не встретишь, пожалуй. Да и эти, что есть, не торопятся осыпать Ниночку благодеяниями. Ей никто не подарит бриллиантов, никто не накинет на узкие плечики ни соболя, ни норки, ни даже паршивой нутрии, не принято тут дарить таких подарков; меха достаются только законным женам и то – после внутрисемейной войны, попреков, уколов и упоминаний о глобальном потеплении! А как быть? Да никак. Бери, что дают, носи, пока молода, яркие короткие курточки и помни, что глобальное потепление не скоро, а вот лето не за горами!

Наконец приходит лето, и сразу после сессии Нинулю приглашает на дачу однокурсница. Погостить. А то что ж сидеть в пыльном городе? У подружки-однокурсницы есть состоятельные, по меркам провинции, папа и мама, и квартира в центре города, и дача. У нее, подружки то есть, уже лежит в кармане путевочка к теплому морю, на Туретчину, надо только потерпеть две недельки. Так почему б не скоротать это время на природе?

Но в назначенный для отъезда день Нина звонит подруге – зовут ее, скажем, Лена – и со слезами в голосе говорит, что сегодня вот никак не может уехать! Пригласили спеть на открытой площадке, в городском парке, – ни денег, ни удовольствия, но для руководителя это выступление очень важно, а без Нинули все развалится!

– Ничего страшного, – успокаивает подружку Лена. – Меня отец привезет днем, я как раз успею нам комнаты приготовить, баню истопить, еды приготовить. А ты, как выступление закончится... Во сколько оно заканчивается?

– Примерно в восемь...

– Вот и хорошо. Беги на Кутякова и садись в автобус, двести тридцать девятый. Они отходят каждые полчаса, ты как раз успеешь на предпоследний в восемь тридцать или на последний, в девять. Доезжаешь до «Развилки», там я тебя встречаю. Это конечная остановка, ты ее не пропустишь. Если что случится, просто звони.

Нина соглашается. Пожалуй, так даже лучше, шикарнее. Она приедет на дачу на все готовенькое, как настоящая гостья. Специально для новой дачной жизни у нее есть потрясающее платье. Модель она увидела в свежем глянцевом журнале, на развороте. Кто-то из горних богов высокой моды сочинил это трепетное шелковое чудо – рукава-фонарики, широкий шарф вместо пояса, пышная юбка с эффектными подборами... Абсолютно прекрасное, оно казалось абсолютно недоступным, глупо желать его, как глупо желать луну с неба или продюсера в мужья! Захватив журнал, Нина пошла посидеть к соседке Лиле, и их традиционный вечерний чай был украшен маленькой глянцевой картинкой, как чайной ложкой коньяка. Лиля покрутила фотографию и так и эдак, полезла, вздыхая и посапывая, в шкаф и достала отрез легкой ткани, нежно-сиреневого шелка.

– Еще бабуля покупала, во время застоя. Тканей был дефицит, хватали, что надо и что не надо. Пусть, мол, лежит, авось пригодится. Долежался отрезик. Я все хотела в дело пустить, да мало его тут, и цвет мне не идет... Будет, Нинулька, тебе платье!

– А ты сможешь сшить?

– Я должна сшить, – сказала Лиля, и прозвучала в ее голосе скромная гордость знатока своего дела.

И сшила – за ночь всего. Не так уж мудрено оказалось сочинить выкройку, самое точное лекало было у портнишечки Лили в голове. Только над хитрыми подборами на юбке пришлось подумать. Полночи тарахтела машинка, Лиля ругалась сквозь зубы, укрощая непослушный, свистящий шелк, а Нина сидела с ногами на диванчике, и за окнами лил дождь. На рассвете Нинуля получила желанную обновку, и уж как скакала, как благодарила небалованная девчонка свою подругу! Лиля и от денег-то отказалась, хотя была вовсе небогата и растила одна больного сына...

– Ткань мне не стоила ничего, что там бабушка за него отдала двадцать лет назад? Копейки. За работу не возьму, не хочу. Посидишь когда с Егором, и спасибо.

– Лилечка, тебе спасибо! Большое-пребольшое!

Нина угрызениями совести не мучилась, это было не в ее натуре. Купила фруктов Егорке, дорогие шампунь и бальзам для волос – Лиле, а себе шляпку к платью. Испанская соломка, узенькие поля... Из остатков ткани, что пошла на платье, смастерила ей Лиля украшение на шляпу: ленту и розу. Сиреневая марсианская роза... Роза шла шляпе, шляпа шла Нинуле, шла платью, шла грядущей счастливой жизни, в которой будут поездки на дачу, смех, ветер в волосах, пикники, сиесты в гамаке, любящий муж, умные дети, воспитанная собака... Перевязанный розовой ленточкой подарочный набор из дорогущего косметического бутика, он называется «Социальный оптимизм», или «Светлое будущее», а ценника рядом нет, и глупо спрашивать о стоимости у продавщицы, потому что у тебя все равно нет того, чем можно за него заплатить.