Некоторые страны пытались бороться с недопустимыми приемами оттеснения женщин от власти с помощью принятия соответствующих законов. С 2012 г. в Боливии политическая агрессия в отношении женщин, избранных в органы законодательной власти или работающих на государственной службе, считается уголовным преступлением. Кроме того, в 2016 г. был принят закон, запрещающий тем, кто применял насилие в отношении женщин, избираться в органы власти.

Но в целом большинство государств ведет себя так, словно женщины-политики не оказываются постоянно в менее выгодном положении по сравнению с мужчинами. Хотя в большинстве парламентов приняты этические кодексы, они, как правило, ориентированы на соблюдение гендерно нейтрального «этикета». В большинстве стран нет официальной процедуры рассмотрения жалоб на харассмент, и зачастую вопросы о том, носили ли проявления сексизма непристойный характер и, следовательно, нарушали ли они этические нормы, решают именно те, кого обвиняют в сексуальных домогательствах (то есть, как правило, мужчины). Чаще всего они выносят отрицательные решения. Одна женщина-депутат рассказала МПС, что, когда она хотела выступить по порядку ведения собрания в связи с оскорбительным сексистским высказыванием коллеги-мужчины в свой адрес, спикер не дал ей слова, заявив, что «не отвечает за то, что думают о ней другие депутаты».

В Соединенном Королевстве в органах местной власти раньше действовал этический кодекс, защищающий права женщин. За его соблюдением следил особый независимый орган, имевший полномочия временно отстранять от должности членов советов, нарушивших этические нормы. Но о кодексе забыли в 2010 г., когда коалиционное правительство инициировало кампанию по борьбе с излишним формализмом в работе органов государственной власти – Red Tape Challenge («Вызов красной ленте»). Теперь каждый орган местной власти вправе сам решать, каким этическим нормам следовать. Соответствующие рекомендации правительства содержат лишь туманный призыв поощрять соблюдение «высоких этических норм». О дискриминации в них нет ни слова[1266]. Более не существует четкого механизма, с помощью которого членов местных советов, нарушивших этические нормы, можно отстранить от должности, если это нарушение не является уголовным преступлением[1267].

Поэтому неудивительно, что после публикации доклада 2017 г. о работе местных органов власти, подготовленного по заказу Fawcett Society, обнаружилось, что «политика некоторых местных органов власти потворствует разрушительной культуре сексизма, что считалось недопустимым с 1970-х гг.». В таких органах власти «терпимо относятся к сексизму, рассматривая его как неотъемлемую составляющую политической жизни»; четыре из десяти женщин – членов местных советов заявили, что им доводилось слышать сексистские высказывания других членов советов в свой адрес[1268]. Одна женщина рассказала о том, что представляет собой «культура, унижающая достоинство молодых женщин и принижающая вклад женщин в работу». По ее словам, женщин – членов советов называли «женским клубом», а обед с одним известным британским политическим деятелем – «возможностью для членов “женского клуба” продемонстрировать свои наряды». Когда она и ее коллега-женщина пожаловались на «проявления агрессии» и «унизительные сексистские прозвища», жалоба, направленная по электронной почте, была проигнорирована. Ей перестали присылать уведомления о заседаниях совета. Ее участие в обсуждениях «скорее терпели, чем приветствовали». В социальных сетях даже товарищи по партии советовали ей «перестать вести себя как маленькая девочка и не мешать взрослым работать».

Из того, о чем идет речь в этом разделе книги, следуют два главных вывода. Первый из них таков: оттеснение половины населения планеты от политики порождает дефицит гендерных данных на самом верху, на вершине государственного управления. Мы должны понимать, что хорошее правительство – не то, в котором работают «те, у кого есть деньги и время и кто от рождения твердо знает, что будет учиться в хорошей школе, а потом поступит в хороший университет». Хорошее правительство – значит эффективное в целом, как единая рабочая команда. Важнейшее условие эффективности работы этой команды – гендерное и этническое разнообразие. Все, о чем я писала в этой книге, убедительно доказывает важность такого разнообразия. Данные, полученные на основе жизненного опыта женщин, имеют огромное значение. И от того, будут ли эти данные в распоряжении правительства, зависит успех его работы.

Это подводит нас ко второму выводу: данные, которые у нас уже есть, неопровержимо свидетельствуют, что на политическом поле правила игры для женщин и мужчин неодинаковы. Избирательная система страдает «мужским перекосом», а значит, способствует сохранению дефицита гендерных данных в органах власти всего мира со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями для половины населения планеты. Мы должны перестать намеренно закрывать глаза на позитивную дискриминацию, в настоящее время ставящую мужчин в более выгодное положение по сравнению с женщинами. Мы должны перестать действовать так, словно формальное, существующее лишь на бумаге, и реальное, подлинное равенство возможностей – это одно и то же. Мы должны создать избирательную систему, учитывающую реальность и способную обеспечить участие самых разных людей в принятии законов, касающихся всех нас.

Когда на четвертой Всемирной конференции ООН по положению женщин, проходившей в Пекине в 1995 г., Хиллари Клинтон решила заговорить о правах женщин, в правильности ее решения усомнились даже члены американской делегации[1269]. «Мне говорили: “Администрация США не считает эту тему заслуживающей первоочередного внимания. Права женщин – это хорошо, и хорошо, что они вас волнуют, но если первая леди Америки вдруг заговорит о правах женщин, этот вопрос заслонит другие важные вопросы – распад СССР, переходный период, переживаемый бывшими советскими республиками и странами Варшавского договора, события в Руанде и Боснии. В мире столько других проблем – может быть, стоит начать с них?”». Как мы увидим далее (а администрация США видела это уже тогда), «события в Руанде и Боснии» были сопряжены с массовым, систематическим насилием над женщинами.

Когда случается беда – война, стихийное бедствие или пандемия – все привычные пробелы в данных, которые, как мы видели, наличествуют в любой области, – от планирования городского пространства до организации здравоохранения – расширяются и умножаются. Но в экстремальных ситуациях они куда более опасны, чем пренебрежение потребностями женщин в обычных условиях. Дело в том, что если мы не прислушиваемся к мнению женщин и забываем об их нуждах в нормальной ситуации, то во время стихийного бедствия, хаоса, социальных потрясений происходит нечто, отчего привычная предвзятость начинает казаться вполне оправданной. Предлоги для нее всегда найдутся. Ну как же, сейчас главное – восстановить экономику (как мы видели, это восстановление осуществляется на основе ложной посылки). Нужно спасать человеческие жизни (как мы увидим далее, их тоже спасают, исходя из ложной посылки). На самом деле оправдания не выдерживают никакой критики. Истинная причина, по которой о женщинах забывают, заключается в том, что к правам половины населения планеты относятся как к правам меньшинства.