как тот, так и другой – выражение наших переживаний, эмоции или аффекты, но они друг друга не объясняют и один из другого не вытекают, поэтому было бы неверным именовать смех «радостным испугом» или «радостным изумлением». Такое толкование комического – теоретический домысел, ничего в существе дела не объясняющий. Согласно этому домыслу сначала высказывается утверждение, что в комических явлениях всегда заключается какая-нибудь неожиданность (на самом деле неожиданность присутствует не всегда), потом высказывается утверждение, что именно эта неожиданность и смешит (поскольку смешить будто бы больше нечему), но так как неожиданность обычно не смешит, а пугает, то высказывается утверждение, что она может каким-то образом пугать смеша или смешить пугая, чего на самом-то деле вовсе и нет.

В комических явлениях действительно часто наблюдается какая-нибудь неожиданность, однако в той же мере, в какой она наблюдается и в других явлениях жизни. Вы неожиданно узнаёте о чём-нибудь дурном или хорошем, вы неожиданно получаете письмо или телеграмму. Сам факт получения письма может развеселить вас, но веселье может в данном случае и не объясняться наличием чего-либо комического. Вы совершенно неожиданно видите, как человек спотыкается на улице или попадает под автомобиль. Та и другая неожиданность могут быть восприняты вами по-разному, то есть не обязательно со смехом. Вы неожиданно замечаете, что у одного из прохожих вместо ноги искусно сделанный протез. Несмотря на неожиданность, несмотря на то что вся ваша непосредственно предшествующая психическая жизнь была направлена на восприятие нормальной, живой ноги, вы всё же не засмеётесь, не найдя в этом ничего комического. Или вы вдруг встречаете какого-нибудь озорного мальчишку, который, подпустив вас поближе, неожиданно стреляет из игрушечного пистолета. От испуга вы вздрагиваете и сердитесь на мальчишку, вам не до смеха, а мальчишка втихомолку смеётся над вашим испугом, хотя для него здесь не было ничего неожиданного. То, чего он ждал, то есть вашего испуга, то и случилось. Следовательно, он смеётся над ожидаемым проявлением вашего испуга, а не над чем-то для него неожиданным.

Жизнь сплошь да рядом ставит перед нами задачи. Мы постоянно должны решать для себя, как нам квалифицировать те или иные явления действительности, как отнестись к поступкам тех или иных людей. Решение часто является неожиданно, как и вообще решение всякой задачи. Мы как бы ставим ряд вопросов нашему сознанию, является ли заинтересовавшее нас явление чем-то одним, или чем-то другим, или чем-то третьим и т. д., и каждый раз получаем ответ «нет» до тех пор, пока не получим ответ «да». Как только мы получили ответ «да», мы как бы сделали открытие, и решение кажется нам найденным неожиданно. Увидев знакомое, но полузабытое лицо, мы иной раз мучительно вспоминаем, кого именно видим, перебирая в памяти все знакомые лица и обстоятельства, при которых встречались с ними. В нашей памяти как бы перелистываются изображения виденных нами физиономий, проносятся картины разных событий, перематываются с огромной скоростью как бы магнитофонные записи разговоров и звуков и вдруг – совпадение: необходимые зрительные и звуковые записи сталкиваются в памяти, вы уже не только видите перед собой человека, но видите его в той обстановке, в которой с ним прежде встречались, снова слышите его имя, фамилию, происходившие между вами разговоры. Ответ найден, казалось бы, совершенно неожиданно, так как за незначительную долю секунды до этого его не было.

Постигая, разгадывая остроту, шутку, насмешку, иронию, мы также ставим перед собой ряд вопросов, правильно ли понимать услышанное нами так или это надо понимать иначе, и до тех пор получаем ответ «нет», пока опять-таки совершенно как будто неожиданно не получим ответ «да». Короче говоря, неожиданность, когда она замечается нами в комическом или каком-нибудь ином явлении, вовсе не является исключительной принадлежностью самого явления, а просто свойством нашего мыслительного аппарата.

Надо полагать всё же, что неожиданность может играть какую-то роль в восприятии комического, однако не более значительную, чем в восприятии серьёзного, прекрасного, возвышенного, трагического, безобразного, низменного, то есть вообще всего жизненного. Прекрасное, то есть красивое, лицо покажется нам тем прекраснее, чем меньше мы ожидали увидеть в нём что-либо прекрасное. Оно может показаться красивее, чем есть на самом деле, если мы ожидали увидеть на его месте лицо уродливое, безобразное. Нам может показаться вполне прекрасным лицо, не отличающееся большой красотой, но лишь потому, что мы ожидали увидеть на его месте нечто совсем противоположное. Однако будет ли такое лицо действительно прекрасно, то есть на самом деле красиво? Покажется ли нам прекрасным безобразное лицо оттого, что мы ожидали увидеть на его месте нечто ещё более безобразное? Безусловно, безобразное может несколько выиграть от такого неожиданного сопоставления, но прекрасным от этого всё равно не станет.

То же можно сказать и относительно возвышенного, трагического, комического и т. д. Гора может показаться нам очень высокой, если очутится вдруг перед нашим взором, но по-настоящему высокой (по-настоящему возвышенным явлением) она из-за этого ещё не станет. Трагическое подействует на нас тем сильней, чем неожиданнее случится, но и без этой неожиданности оно будет всё же оставаться трагическим. При восприятии комического наш смех, возможно, будет сильней, если предшествующая наша психическая жизнь настроила нас на восприятие серьёзного (прекрасного, возвышенного, трагического), однако для того чтобы вообще вызвать смех, явление само по себе должно быть комическим, то есть таким, которое принято осуждать смехом. Таким образом, неожиданное несовпадение того, что произошло (если произошло нечто комическое), с тем, чего ожидали (если ожидали чего-то серьёзного), может лишь в каких-то случаях усилить комический эффект, а вовсе не вызвать его, не создать. Больше того, в каких-то обстоятельствах это неожиданное несовпадение может даже ослабить или вовсе уничтожить комический эффект, поскольку ожидание чего-то серьёзного может настроить на слишком серьёзный лад, при котором нас не рассмешит даже по-настоящему комическое явление.

16. Немного физиологии

Смех представляется нам явлением более загадочным, непонятным, чем проявление какой-нибудь другой эмоции, например эмоции горя, страха, гнева и пр. Нас обычно не удивляют нарушенный ритм дыхания, всхлипывания и выделяющиеся слёзы при сильной эмоции горя. Г. Спенсер считает, что выделение слёз приносит облегчение, так как уменьшает давление крови в кровеносных сосудах мозга, которое всегда увеличивается при тяжёлых переживаниях. Правильно это объяснение или нет, осведомлены мы об этом или ничего не знаем, однако облегчение от слёз мы испытываем. При плаче горе как бы давит на нашу грудь, сжимает горло, в результате чего у нас появляется ощущение нехватки воздуха. Мы тяжело вздыхаем, всхлипываем, прерывисто дышим, так как хотим захватить побольше воздуха в лёгкие. Цель этих