Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из глаз девушки, горящих огнем, мощной струей начинают стекать слезы с громкими всхлипываниями, подобно жалобным стенаниям. Ее лицо перекосилось от услышанного.
Я как стояла за спиной у Джексона без слов, так и стою, не смея колыхнуться, выглядывая из-под его приподнятых рук на Беллу.
Вмиг тряска в ней увеличивается, скорость слов, которые она выдает на всеобщее обозрение, возрастает в разы, что не удается уловить слуху. Слышится обрывисто: «Ненавижу, ненавижу. Тварь! Как ты могла, я убью тебя, убью!.. Я сделаю всё, чтобы ты подохла!..»
Обведя нас обоих остервенелым взглядом, она удаляется.
Сглотнув набежавшую слюну, коснувшись Джексона за рукав, неугомонно сквернословившего и яростно разлохмачивавшего волосы на голове, шокированная я бормочу:
— Джексон, что же…
Стоя все также спиной ко мне, он торопливо указывает перед тем, как без колебаний спешит за той, что устроила настоящее театральное представление:
— В девять часов будь на месте!
Чрезмерно пораженная, я не двигаюсь с места, не зная, что делать. В глазах — номер, который выкинула Белла.
Вслед за размышлениями о положении, в котором мы оказались, и как подействовала правда на Беллу, в мозгу из ниоткуда возьмись всплывает фраза обманутой: «Одна добрая женщина сказала мне: «ТЕБЕ ИЗМЕНЯЮТ». Сопоставляю эти слова с бывшими словами близкого человека, в которых говорилось, что он найдет семью Гонсалес и выдаст всю правду о нас с Джексоном. Как же! Неужто это проделки матери, обезумевшей до полного отчаяния? Мама сплошь покрыта омутом зла.
«Тот, кому всецело доверяешь и безгранично любишь, предаст первым, скрывшись под оболочкой невинности, — думала Луиза. — Они знают, куда больнее бить, филигранно покрывая нашу грудь густой сардонической пылью, посему и дышать тяжелее».
«Я расскажу об этом Марку, вечером».
Голова забита тем, что выданная в таком ключе правда о наших отношениях, может снабдить такие проблемы, которые мы не могли и предположить.
— Милана, — выбивает меня из мыслей Александр, вбежавший в гримерную и, по всей видимости, знавший, где мы были с Джексоном, — вызывают всех. Сейчас назовут победителей.
Мы появляемся на сцене, где выстроились уже все конкурсанты, кроме нас.
Я гоняю свои думы.
Главный мужчина, сидевший в жюри, взяв микрофон, считывает по листику:
— Коллективно посовещавшись, мы распределили места таким образом. Для начала необходимо отметить, что всем участникам-детям мы дарим сертификаты в парк аттракционов и дельфинарий на их бесплатное посещение в течение года! — Звучат аплодисменты. — Третье место достается, — раздается барабанная дробь, — команде, сотворившей уникальные платья — амазонки! Им вручается золотая карта на бесплатное приобретение пяти комплектов брендовой одежды! — Хлопанье ладоней заглушает легкую музыку в зале. — Второе место занимают доблестные рыцари, показавшие нам основы фехтования прямо на сцене! И они заслуженно наделяются возможностью поездки на три дня в Сарагосу! Ставшие любимчиками публики, покорившие сердца вечной классикой стиля и танцев, Милана Фьючерс и Джексон Моррис!..
Думы о том, что Джексон сейчас с Беллой, бьющейся в истерике, меня настолько вводят в парализующее состояние, призывающее немедля ринуться за ними, что я слышу реплику о нашей победе с Джексоном, когда дети начинают громко визжать от радости и кидаются всем составом на меня.
— Первое место по праву достается им! Вручаем экскурсионный тур по новогоднему Нью-Йорку!
Максимилиан как член жюри, поднимается на сцену и, выдав призы двум другим победителям, подходит ко мне и с невероятным счастьем в глазах, чего встречала я за ним редко, распахивает свои объятия и целует меня в щеки.
— Горжусь! — заявляет он, напрочь шокируя меня. — Я не сомневался в вашей победе! Это было поразительно! Гордость «Планеты стиля»!
Я отделываюсь улыбкой, противоречащей моему внутреннему состоянию.
Самое действенное средство, чтобы избежать лишние вопросы о себе, надеть улыбочку, замаскировав печаль.
Глава 35
Джексон
Догнав Беллу, бормочущую несвязные слова, из которых мельком слышны смертные проклятия, я стараюсь более спокойным тоном, когда сам пылаю от неудержимой грозности, убедить её, что струсил с признанием и жалею, что она так узнала обо всем. Я уверяю ее на то, чтобы мы остались в хороших отношениях и не желали друг другу зла, но, громко рыдая, до сей поры дрожа, как от лютого мороза, она разговаривает словно на чужом языке и ни одного разумного слова мне не удается поймать из её уст. Вцепившись за ее предплечья, я проговариваю ей в глаза, который раз, слова утешения, извинения за то, что нанес ей удар по сердцу, позволил в порыве гнева высказать не самые лучшие слова. Еле стоящая на ногах, превратившиеся в желатин, склизкий и неустойчивый, она вырывается с силой.
Страшно разгневанный голос Брендона, подобный скрежету ржавого железного замка, раздается у самого уха:
— Что ты сделал с моей дочерью, подонок?
И вот я оказываюсь во мраке лицом к лицу.
Рослая фигура, овеянная сигаретным дымом, захватывает в свои лапищи Беллу, охваченную лихорадкой с бредом, не реагирующей даже на мысли отца.
— Отвечай же, чертов ублюдок? Почему она бьётся в судорогах? — Его пронзительный звериный вопль, пробегающий по костям, дает росту уродливой горбинки на его большом носу. — ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ, Я ЕЩЕ РАЗ ПОВТОРЯЮ? — вскрикивает он с гневным видом, внушавшим ужас, как только понимает, что дочь не подает ни малейшего вида на здравомыслящего человека.
С лютой ненавистью к этому человеку, используя утонченную жестокость, я объясняюсь, сделав от них шаг назад:
— Ваша дочь сама довела себя до такого состояния! Я не призывал ее к тому, чтобы она впала в безрассудство. Ей не дозволено, как и вам, нарушать мои личные границы! Она их нарушила, вот и итог… К тому же она когда-нибудь все равно бы узнала, что у меня не было серьезных намерений сплестись с нею жизнями.
В глазах его — жестокое выражение.
— Самое настоящее быдло! — И рассвирепев, как только конвульсивная дрожь с яростью начала возрастать у Беллы, изливает злость: — ТЫ У МЕНЯ ЕЩЕ КЛАНЯТЬСЯ В НОЖКИ БУДЕШЬ! Я НЕ СДЕЛАЮ ТАК, ЧТОБЫ ТЫ СДОХ БЕЗ МУЧЕНИЙ, КАК И ТВОЯ ЛЮБОВНИЦА!
Возникает желание броситься на него с кулаком. Мое терпение истощается.
Я не удерживаюсь и, обдав его угрожающим взглядом, вываливаю все сразу:
— ПЛАМЕННОГО ПРЕКЛОНЕНИЯ ВЫ НИКОГДА НЕ ДОЖДЕТЕСЬ ОТ МЕНЯ! ВЫ ЛЬСТИВЫЙ И МЕРЗКИЙ ЧЕЛОВЕК! ВЫ МАНИПУЛИРОВАЛИ И ТЕРЗАЛИ МЕНЯ, ПРИНУЖДАЛИ К ТОМУ, НА ЧТО БЫ Я НИКОГДА НЕ ПОШЕЛ!.. — Подкрепляю свои доводы с гулко бьющимся сердцем так же грозно, как и