Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенью 1796 г. Штойдлин утопился в Рейне у Келя (город на правом берегу, против Страсбурга).
Про тот не дошедший до нас «Фрагмент фрагмента» сам автор сообщал в письме к Нойферу, что это «более смесь случайных настроений, нежели продуманное развитие верно схваченного характера...» и т. д. (см. № 60); Штойдлин в письме от 4 сентября похвалил язык и просил скорее присылать начало романа. И добавил: «И не преминьте вставить в сие произведение скрытые намеки на дух времени!!!».
О каком же времени идет речь в романе? Если герой вместе с автором возвращается «из платановых рощ», то, быть может, «свободолюбивый грек» переместился в античность? Или же они вместе изучают курс античной философии? Между прочим (даже если сам Гёльдерлин этого не знал), именно таков был путь греков к освобождению от турецкого ига: уже с начала XVIII в. по всей стране стали возникать эллинистические школы (новые или на основе старых христианских институтов) — в Фессалии, в Адрианополе, в Эпире, в Янине, на острове Патмосе, и турецкие власти не чинили к тому препятствий, по-видимому не осознавая потенциальной их опасности. Но более всего характеристика «Гипериона» в письме № 60 напоминает описание состояния души самого автора.
Надеясь на совместное с Штойдлином издание журнала, Гёльдерлин усердно пишет — к июлю готово 9 листов (что из них было «Гиперионом» — неизвестно). Но план рухнул. Штойдлин успел еще раз помочь Гёльдерлину: обратился к Шиллеру с просьбой о месте гувернера для своего питомца. Шиллер откликнулся и после краткой аудиенции (он жил тогда в Людвигсбурге) порекомендовал Гёльдерлина гувернером в дом своей давнишней приятельницы Шарлотты фон Кальб. 6 декабря Гёльдерлин сдал в Штутгарте консисториальный экзамен и 28 декабря прибыл в Вальтерсхаузен под Мейнингеном. В тяжелые месяцы перед отъездом он, кажется, пришел к выводу о невозможности продолжать роман. Он снова начинает сочинять гимны. Про «подругу героев», «Железную Необходимость», из которого возникло стихотворение «Судьба» с эпиграфом из «Прикованного Прометея» Эсхила (знаменательная замена солнечного титана титаном прикованным). «У него есть некоторые планы, но все они выполнимые, и это меня радует, — писал Магенау Нойферу в ноябре, — Гимн Судьбе — ближайшая работа, где его занимает борьба человеческой природы с необходимостью».
Но оснований для радости было мало. Отказавшись от поприща лютеранского священника, Гёльдерлин обрек себя на разлуку с родиной — Швабией, с родными и близкими. Вот где истоки его темы странничества: они не только общебиблейские, как у каждого европейца его эпохи. Он и сам homo viator.
Тихий Вальтерсхаузен поначалу благотворно подействовал на поэта; он снова погружается в Канта и Платона, читает Шиллера и Гердера и вновь берется за роман. «Меня занимает сейчас почти что исключительно мой роман. Я полагаю, что в нем теперь имеется большее единство плана, а все в целом глубже проникает в человека», — писал он Нойферу в начале апреля 1794 г. И немного позднее, ему же: «Мое стихотворение Судьбе выйдет, наверное, этим летом в «Талии». Но я к нему теперь вовсе охладел. Вообще я сейчас думаю только о своем романе. Я твердо решил оставить искусство, если и здесь я в конце концов окажусь посмешищем в собственных глазах. Впрочем, я теперь постепенно выбираюсь из области абстракций, в которой я потерялся душой и телом. И читаю я теперь только будучи не в духе. Последнее, что я прочитал, — статья Шиллера «О грации и достоинстве». Не припомню, чтобы мне доводилось читать что-либо, где лучшее из царства мысли и области чувств и фантазии сливалось бы в единое целое».
Шарлотта фон Кальб принимает в Гёльдерлине самое теплое участие. В августе (или сентябре) она пишет Шиллеру, а затем его жене, прося о благожелательном рецензировании присланной Гёльдерлином рукописи. В ноябре 1794 г. «Фрагмент „Гипериона“» вышел в Лейпциге в 5-м номере 4-й части журнала Шиллера «Новая Талия» за 1793 г. Там же было опубликовано стихотворение «Судьба».
Публикуя «Фрагмент», Гёльдерлин вряд ли мог считать его началом романа. И как мало здесь осталось от его первоначальных идей! Куда девался «свободолюбивый герой и настоящий грек»? В каком времени блуждает герой по Греции? В какое время жил он в Смирне? «Много лет прошло с тех пор...» Значит, между двумя пластами повествования лежат долгие годы. Но точка отсчета не указана. Это может быть любое время, начиная со второй половины XVI в. и кончая... будущим, если считать более глубокий план уровнем 90-х годов XVIII в. Автор намеренно вносит смятение в умы читателей, упоминая основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолу (1491—1556) и обращаясь к другу по имени Беллармин: как известно, Роберт Беллармин (1542—1621) был младшим современником Лойолы, и некоторые исследователи (например, Ф. Цинкернагель) полагали, что он мог быть автором эпитафии, цитируемой в «Фрагменте» и вынесенной в эпиграф первого тома (ср., однако, примеч. 1 на с. 599).
В описании места действия четко проступает первый источник «Фрагмента» — «Путешествие в Малую Азию» Ричарда Чандлера, вышедшее по-английски в 1775 г., в переводе на немецкий — в 1776: «Reisen in Kleinasien». «Путешествие в Грецию» вышло через год — в 1776 г., перевод — в 1777. Гёльдерлину вторая книга тоже была уже известна: имя Горгонды Нотары взято из нее (ср. примеч. 2 на с. 617). Ричард Чандлер путешествовал в 60-е годы XVIII в. на средства «Общества дилетантов», которое внесло значительный вклад в изучение многих стран. Его описания в высшей степени добросовестны, хотя и суховаты.
О чем же рассказано нам в этом «Фрагменте»? У друга Гёльдерлина Нойфера не было на этот счет никаких сомнений: «Милый Гёльдерлин! Ты будто сам стоял здесь передо мной. Я узнал тебя в твоем творении — ты весь в нем, это твои чувства и твои максимы». Значит, герой — юноша «из рода Гиперионидов», но в возрасте «гадкого утенка», в пору своей первой любви, когда ее объект потрясает тебя своим совершенством и своей самодостаточностью, главным признаком божественности своей природы. Нам рассказана история любви и разлуки, краха любви и краха первой философской системы, привитой герою в детстве. Потеряв любовь, он пускается на поиски истины, но обретает лишь друга, которого зовут Беллармин. Промелькнувший в юности тиниот Адамас исчезает безвозвратно, как и Мелите, и Горгонда Нотара. Мир стал еще непонятней, чем был вначале, и единственный выход, который видит герой, — это пантеизм.
«...Я гляжу то в небесный эфир, то вниз, в священное море, и мне чудится: отворяются ворота