– Я могу, – слышу шепот в ухе.

Смотрю на человека в длинном пальто, но губы его сомкнуты, и, тем не менее, я слышу его голос:

– Софья, ты еще можешь передумать. Мое предложение в силе до тех пор, пока ты не сядешь в поезд. Я отпущу художника, если ты хочешь. – Он расстегивает одну пуговицу на своем пальто и говорит: – Дмитрий, ты можешь уйти. Выйдешь из этой комнаты – и окажешься у себя дома.

Дима! Конечно, как же я могла забыть – брата Семена звали именно так!

– Почему вдруг? – приподнимает брови манул.

– Он не скрапбукер, – коротко отвечает Брецель.

Дима поднимается и быстрыми шагами направляется к двери. Он уходит по-английски, не прощаясь. Правильно, кто же говорит «до свиданья» собственным галлюцинациям.

– Как мне сделать открытку без материалов? – задаю я вопрос, не обращаясь ни к кому конкретно.

– О, это очень просто, – охотно откликается Лилиана.

Она достает из кармана белую нитку с иголкой и лоскуток ткани, делает несколько стежков и бросает его в угол. Некоторое время пространство мерцает и переливается, словно в комнату проникло северное сияние, а потом в углу появляется мой собственный рабочий стол со всеми ящиками, инструментами и материалами.

– Как ты это делаешь? – удивляюсь я.

– Небольшая иллюзия. Все очень просто – шито белыми нитками, – смеется она. – Давай твори.

Я усаживаюсь за стол. Трудно работать, когда за тобой внимательно следят несколько пар глаз. Хочется попросить Лилиану сделать ширму.

– Нет, – слышу я шепот Брецеля. – Я должен тебя видеть. И помни: если ты уедешь на этом поезде, они все станут маммонитами, каждый из них.

Я пропускаю его слова мимо ушей, если сейчас буду про это думать, у меня не получится сделать карточку. «В открытке должно быть обосновано намерение совершить путешествие» – так, кажется, было написано в правилах перевозки? И что они хотели этим сказать? Уф, не люблю эти бюрократические обороты. Какие-то они безжизненные. Наверное, это должно означать, что мне нужно объяснить тому, кто выдает билеты, почему я хочу попасть на поезд и отправиться на нем в загадочное место под названием Кудапож.

Нужно быть честной, ведь поток и так знает обо мне все. Когда Серафим рассказал про поезд, во мне впервые родилась надежда, что если я отправляюсь в эту поездку, то, возможно, смогу справиться с Маммоной. Но я бы все же предпочла, чтобы с ней разобрался кто-нибудь другой, потому что Тварь пугает меня больше, чем что-либо другое в этом мире или в Меркабуре. Например, у Инги это наверняка получится гораздо лучше. Я стараюсь не думать о ней, потому что человек в пальто читает мои мысли, а мне сейчас вовсе не нужно, чтобы он понял знаки, которые подает мне Паша-Неужели.

Я бы хотела сказать, что больше всего мной движет желание помочь всем, кто стал жертвой маммонитов, кто забыл лучшее в своей жизни и пережил тот страшный момент, когда случайная мысль становится совершенным преступлением, но часть меня сопротивляется этому. Они все: Лилиана, Серафим и даже Паша-Неужели – будут на меня надеяться, а я не хочу этого. Жизнь продолжает надо мной издеваться, возлагая ответственность, о которой я не просила.

Как бы там ни было, все это – лишь рассуждения о том, как поступить правильно, а я никогда не была сильна в рассуждениях. Я уверена только в одном желании, которое живет в моем сердце, и оно настолько сильное, что ничего не могу с ним поделать. Я хочу узнать свою собственную тайну. Хочу узнать, почему в моем альбоме нет хранителя, и почему каждый раз, когда делаю страницу для него, моя кожа приобретает цвет камня, и что это за огонек я видела однажды в зеркале, и почему он так похож на свет в кабине паровоза «Скрапландии», и почему так манит меня к себе. Я хочу узнать, в чем заключается мое предназначение, и как оно связано с этим огоньком. Об этом должна быть моя открытка.

Я беру ножницы, лежащие на столе, – точную копию моих настоящих ножниц с крохотными бабочками на ручках. Ищу в ладонях привычное ощущение потока, но никак не могу поймать его. Все правильно, я же нахожусь в Меркабуре… Этот мир весь соткан из потока.

Как можно нарисовать картину, если ты находишься внутри тюбика с краской? Только одним способом – найти более яркую и стойкую краску. Я смотрю на огонек в поезде за окном и пытаюсь вспомнить ощущение из альбома – мягкий, нежный, чистый свет, льющийся сквозь меня, а в ответ слышу звонкое дыхание ветра.

Если я принадлежу потоку, то пусть он сделает этот выбор за меня. В его силах сделать такую открытку, которую можно поменять на билет, и пусть он решает, нужно ли мне это путешествие.

Мои руки берут лист белой бумаги и простой карандаш. Одна за другой на листе появляются ломаные линии. Карандаш в моих руках рисует карту незнакомого города – пункта моего назначения. Улицы и площади, парки и скверы, узкая лента реки, широкие проспекты и крохотные переулки, прямоугольники домов, изгибы дорожных развязок – мой несуществующий город – совсем как настоящий. На этой карте я хочу найти свое место, поэтому ставлю на ней точку – заклепку, а потом вырезаю из красной бумаги жирную стрелку и прикрепляю к карте так, чтобы она указывала на точку.

Я откладываю карту в сторону, беру основу для открытки, белый и желтый акрил и рисую фон из вертикальных полос. Здесь, в Меркабуре, не нужно дожидаться, пока он высохнет, он застывает по одному моему желанию, и можно сразу приклеивать к основе мою карту.

У меня в коллекции где-то есть картинка с маяком, точно помню. Я открываю ящик стола, достаю папку и быстро нахожу в ней «морской» набор. Теперь с левой стороны, закрывая часть карты, располагается картинка с маяком – обычным береговым маяком в бело-красную горизонтальную полоску.

Потом я рисую на толстом белом картоне облака, вырезаю их и размещаю сверху – пусть «плывут» по открытке. Голубой силуэт парусника выпадает на стол сам. С обратной стороны я приделываю к нему петельку, а поверх карты протягиваю по вертикали тонкий шнурок, продеваю его сквозь эту петлю и завязываю ниже карты узлом, который, как я надеюсь, напоминает морской. Теперь мой кораблик может перемещаться по карте вверх и вниз.

Последняя деталь – небольшой конверт из крафт-бумаги, он символизирует место для билета. Я приклеиваю его в левом нижнем углу, большей частью спрятав под карту.

Когда заканчиваю работу с открыткой, уже знаю, какой выбор сделал за меня поток. Потому что, как только я беру в руки карандаш, чувствую, что словно становлюсь его продолжением, и внутри меня просыпается то хрупкое и трогательное, что не имеет названия и роднит меня с огоньком в поезде. Пока мои руки заняты работой, оно становится сильнее и шире. Я – инструмент, который рисует единственно верную линию, и в тот момент, когда сквозь меня льется поток, я испытываю наслаждение настолько тонкое, что оно не поддается описанию словами. Если принадлежать Меркабуру означает переживать эти ощущения снова и снова, то я готова. Каким бы ни было мое предназначение, если меня приведет к нему этот свет – мягкий свет пронзительной чистоты, я готова его исполнить.