Убрав посуду и запустив мойку, сели пить чай. Было уже полтретьего. Вернадский уютно похрапывал у себя в кресле, прикрытый клетчатым пледом. Даша выбила разрешение отворить левое окно, и с улицы в комнату потекла ночная свежесть позднего лета. Чтобы надышаться этой свежестью, Даша села с чашкой к подоконнику.

Чай пили без всего. Клубные печенюшки, за которые отвечала Лизаксанна, схрумкали ещё вечером, а в закромах Алининого папы ничего к чаю не обнаружилось.

– Никак не могу поверить, что завтра… что сегодня уже буду в Питере, – пробормотала Алина, подливая себе заварки. – Что всё это кончится, в каком-то смысле… Надо будет работать… С людьми общаться… Я имею в виду, которые ничего не знают… С друзьями… Им нельзя ж ничего объяснить… Пока их не затянет самих… А так – никому не расскажешь… Я вообще не представляю. – Она растерянно потрясла лиловыми волосами. – Как жить дальше вот с этим всем – не представляю…

– Tell me about it… – уныло шепнула Даша.

– Но ведь ничто на самом деле не кончается! – горячо возразила Дьяконова. – Мы ведь будем поддерживать связь! В двадцать первом веке так легко поддерживать связь… – Она тоже покачала головой, но не растерянно, как Алина. От заседания к заседанию Лизаксанна всё чаще говорила о современности с недоумением – иногда брезгливым, иногда яростным. Сейчас в её голосе звенела ярость: – Все углы земного шара так тесно, так накрепко связаны, как нам не мечталось в самых дерзких фантазиях. Даже monsieur Verne не предвидел ничего подобного. Каждый землянин теперь может иметь в кармане мгновенный доступ ко всему человечеству. Боже мой… Если бы кто рассказал Дьяконовой в ту последнюю ночь, когда она прощалась с девятнадцатым веком, что мир, настолько связанный, настолько физически сплочённый, будет по-прежнему раздираем зверскими усобицами… Что он будет полон спесивого невежества… Что миллионы людей, ведомые своими племенными симпатиями, будут добровольно отказываться от несметных интеллектуальных богатств, от возможности понять, как устроена действительность… Я уж не говорю о возможности понять своих братьев и сестёр по планете… Боже мой! Я обвинила бы этого человека в самой чёрной мизантропии. Я или засмеялась бы ему в лицо, или, как Лютер в чёрта, швырнула бы в него чернильницу…

Тайна Лайтинен, выслушав Дьяконову, отодвинула от себя чай, положила руки на стол и до того крепко их сцепила, что они задрожали.

– Александра. – Тайна посмотрела на Коллонтай. – Александра, можно как-то помешать войне? Которую они показывают вам? Можно её… Как это сказать…

– Предотвратить? – подсказала Коллонтай.

– Да. Предотвратить.

– Разумеется.

От неожиданности этого ответа Даша чуть не вскочила с табуретки.

– Как? – спросила она первой.

– Как? – спросила вслед за Дашей Тайна.

– Успешным покушением.

– На кого? – спросила Дьяконова.

– Да понятно на кого… – сказала Алина безо всякого энтузиазма. – У нас всё равно не получится…

– Да, – подтвердила Коллонтай. – У вас не получится.

Она поднесла к губам чай, сделала маленький беззвучный глоток и столь же беззвучно поставила чашку обратно в блюдце.

– …Но? – подсказала за всех Тайна.

– Ага, – закивала Даша. – Я тоже feel there was a but[40].

– Александра Михайловна, – сказала Дьяконова сквозь зубы. – Если вы и сейчас намерены играть в таинственную недосказанность, я отвешу вашей дворянской физиономии щедрую купеческую пощёчину. Христом-богом клянусь.

Коллонтай прыснула. Дьяконова вытерпела несколько секунд её смеха. Затем она встала, подошла к стулу Коллонтай, рывком повернула его вместе с Коллонтай почти на девяносто градусов и, заняв удобную для этого позицию, влепила обещанную пощёчину.

– Ай! – Коллонтай схватилась за щеку, не переставая смеяться.

– Что ещё такое? – захрипел из своего кресла Вернадский, разбуженный смехом, грохотом и криком. – Что происходит?

– Ничего не происходит, Владимир Иванович, – успокоила его Дьяконова, возвращаясь на место. – Вы отдыхайте. Не берите в голову.

– Ну что же, – сказала Коллонтай, отсмеявшись и убрав руку от лица. – Раз уж завязался такой разговор, извольте знать, что у меня есть свои планы на этот счёт.

– Но вы, надо полагать, и не думали посвящать нас в эти планы? – спросила Дьяконова.

Она как будто разрядилась, дав Коллонтай оплеуху, и теперь говорила ровно, бесстрастно.

– Нет.

– То есть вот прямо так, – возмутилась Алина. – «Нет», и всё?

– Именно так.

Тайна Лайтинен расцепила пальцы и заскребла скатерть, не замечая этого.

– Вы думаете, – сказала она, – что мы не можем помочь вам? Никак?

– Никак. Более того, я почти убеждена, что потерплю неудачу и без вашего вмешательства. Мне дают понять… – Она помолчала, чувствуя изъян в этой формулировке. – Нет, я не могу определить источник этого опасения. Не могу сказать наверняка, исходит оно от них или рождается во мне самой. Но как бы то ни было, я боюсь, что даже наша с вами беседа понижает мои шансы на успех, и без того незначительные. Единственное, что подпитывает мою надежду, – это кромешная мгла в моём собственном будущем. Я совершенно не вижу, что со мной будет. Не вижу последствий своих поступков. Сомневаюсь, конечно, что это знак полноценной открытости моего будущего. Гораздо вероятней, что эта избирательная мгла – лишь своеобразное проявление милосердия с их стороны. Но покуда я не знаю этого наверняка, в нашем общем будущем, в будущем человечества, остаётся для меня крошечный зазор. Я обещаю вам… Всем вам. – Коллонтай обвела взглядом бодрствующую часть фан-клуба, подолгу задерживаясь на каждом лице. – Обещаю, что сделаю всё от меня зависящее, дабы воспользоваться своим крошечным зазором. Обещаю, что не отступлюсь даже в том случае, если потеряю всякую надежду на успех.

Несколько мгновений в комнате царила тишина. Только с кухни долетало шипение посудомойки да по улице под окнами проехала одинокая ночная машина.

– Ну, и на том спасибо, – угробила тишину Алина.

– Алин, – не выдержала Даша. – Ну можно хоть раз нормально? Без сарказма?

Алина посмотрела на неё, театрально вскинув брови, но никаких обидных глупостей сморозить в сердцах не успела. По всей комнате загудели и затрезвонили телефоны – вразнобой и всё же как по команде. Они явно получали одни и те же сообщения.

– Кто-то в чат пишет, – сказала Даша, вытаскивая свой телефон.

– Да, – сказала Тайна, сняв со своего блокировку.

– Диляра, наверно… – Алина нехотя встала из-за стола. Она оставила телефон в сумке на диване, чтобы не смотреть обновления про [ЗГНТМИ].

– Да, – подтвердила Тайна, открыв чат. – Диляра и…

– И Таня! – воскликнула Дьяконова. – Таня пишет… – Она осеклась. – Ой, господи…

– …Танечка? – зашевелился в кресле Вернадский. – Что Танечка пишет?

– Её отец скончался, – сказала Коллонтай, не глядя в телефон. Коллонтай не держала при себе телефон во время заседаний.

– Ага… «Папа умер этой ночью, –