времени. Моряк по имени Р. М., сравнивая Дрейка с его ближайшим соперником Джоном Хокинсом, делал выбор в пользу первого. По его словам, «они оба обладали многими достоинствами», и все же он считал Дрейка гораздо более выдающимся мореплавателем и личностью. «Джону Хокинсу были свойственны милосердие, умение прощать и верность слову; сэр Фрэнсис отличался твердостью в примирении и постоянством в дружбе; он был суров и учтив, великодушен и милостив». Оба были честолюбивы, но Дрейк пылал «ненасытным и, пожалуй, не вполне разумным стремлением к славе и почестям». Он «щедро давал обещания и в невзгодах вел себя сдержаннее, чем в удачные времена». Иногда он бывал излишне вспыльчивым, слишком резко осуждал других и «чересчур наслаждался неприкрытой лестью», но в нем не было ни злобы, ни скупости Хокинса. Оба были «великими командирами», признавал Р. М., «но не может быть никакого сравнения между их достойными и благородными качествами, ибо у сэра Фрэнсиса Дрейка их имелось несравненно больше».

Дрейк не раз открыто хвастал огромной стоимостью похищенных им сокровищ. В опубликованном недавно рейтинге делового журнала Forbes ему досталось второе место в списке «самых высокооплачиваемых пиратов» в истории. Его состояние оценили в 115 млн долларов (на первом месте оказался обладатель 120 млн долларов Сэмюэль Беллами, «Черный Сэм», наводивший ужас на берега Новой Англии в XVIII в.).

Добыча Дрейка, в основном захваченная на испанских кораблях и в испанских поселениях, оказала существенное влияние на Англию и на весь мир. В 1930 г. экономист Джон Мейнард Кейнс предположил, что страсть Дрейка к золоту и серебру предвосхитила рождение Британской империи и современной британской экономики. «Я возвожу начало британских иностранных инвестиций к сокровищам, которые Дрейк похитил у Испании в 1580 г. В тот год он вернулся в Англию на корабле “Золотая лань” с выдающимися трофеями. Королева Елизавета была крупным акционером синдиката, финансировавшего эту экспедицию». Кейнс подробно перечислил, какие преимущества принесли стране сокровища Дрейка. «Из своей доли добычи королева выплатила весь внешний долг Англии и уравновесила государственный бюджет, после чего у нее на руках осталось примерно 40 000 фунтов стерлингов. Эти деньги она вложила в процветающую Левантийскую торговую компанию. На прибыли Левантийской компании была основана Ост-Индская компания, а прибыль от этого крупного предприятия легла в основу последующих иностранных капиталовложений Англии. Так вот, получается, что 40 000 фунтов стерлингов, накопленные под 3 процента сложных процентов, приблизительно соответствуют фактическому объему иностранных инвестиций Англии в различные периоды времени и на сегодня фактически равняются в общей сумме 4 000 000 000 фунтов стерлингов – я уже приводил эту цифру, указав, что таковы наши иностранные инвестиции на данный момент. Таким образом, каждый фунт стерлингов, который Дрейк привез на родину в 1580 г., теперь превратился в 100 000 фунтов стерлингов. Такова сила сложных процентов!»

Не менее примечательным образом изменилось отношение Дрейка к тем людям, которые встречались ему по всему миру. В начале своего пути он был работорговцем, но со временем начал презирать рабство и тех, кто на нем наживался, особенно испанцев. Он жил среди симарронов в Панаме и едва не согласился стать их вождем. В Северной Америке он получил такое же предложение от мивоков (они плакали, провожая его корабли). Он испытывал определенную симпатию почти ко всем, даже к своим заклятым врагам. Сила духа и щедрость выделяли его среди мрачных авантюристов той эпохи. В отличие от Колумба, поощрявшего работорговлю, и Магеллана, видевшего во всех противников, Дрейк чувствовал себя как дома в любом уголке света.

Его прямолинейная отвага снискала ему признание даже в Испании, где историк Франсиско Каро де Торрес, современник Дрейка, так писал о нем: «В своей профессии мореплавателя он был одним из самых выдающихся, которых когда-либо видел свет, и в числе первых обошел вокруг этого света, уступив только Магеллану». Дрейк, никогда не отличавшийся скромностью, мог бы поправить де Торреса. По его мнению, он был «отличным моряком, грамотным и умелым… и в мире не было никого, кто лучше разбирался бы в искусстве мореплавания».

Но это было только начало. В импровизированном партнерстве с Елизаветой I он стал олицетворением английской отваги и героизма в глазах не только своих соотечественников, но и всех жителей Испании и Западной Европы. Благодаря ему обрела более ясные очертания идея Британской империи, бросающей вызов католическим державам и вызвавшей к жизни особое английское чувство товарищества, новый сплав свободы и верности. Филипп II продолжал непоколебимо править Испанией вплоть до своей смерти в 1598 г., после чего ему наследовал его двадцатилетний сын Филипп III. Они олицетворяли старый порядок и бремя прошлого, в то время как Елизавета I и ее преемники обращались к той расширяющейся вселенной, о которой Шекспир писал: «И как хорош тот новый мир, где есть такие люди!» Изначально Дрейк был всего лишь охотником за золотом и драгоценными камнями, но в легенде его жизни помимо бесконечных набегов нашлось место для кругосветного плавания и сражения с испанской Армадой, изменившего геополитический баланс мира. Он перерисовал карту империи, к добру или к худу, закрепив за Англией ведущую роль. Ему никогда не изменяло чувство юмора. Дрейк отличался вспыльчивостью, но никогда не злился подолгу и находил в себе силы относиться с юмором, любезностью и галантностью даже к самому презираемому врагу, чем лишний раз подтверждал свое превосходство над ним. Одновременно праздновать победу и подтрунивать над своими противниками – в этом был весь Дрейк-мореплаватель. Люди, которых он встречал в своих странствиях в Центральной Америке, на побережье Орегона или на острове Ява, очарованные его харизмой и лидерскими качествами, не раз предлагали ему, пришельцу из далекой неизвестной страны, говорящему на странном языке, править ими – очевидно, они хорошо чувствовали исходящую от него энергию и способность защитить. Дрейк всякий раз серьезно обдумывал предложение и неизменно отказывался. Не в его привычках было сидеть на одном месте.

В сущности, Дрейк едва мог усидеть на месте даже в своем обширном поместье в Девоне с богатой второй женой. Он чувствовал себя как дома только на море, где не существовало никаких границ и ветер и волны повелевали людьми и кораблями. Его моральный облик всегда оставался в той или иной степени сомнительным: возненавидев ремесло работорговца, он превратился в пирата на службе у королевы, и эта роль определенно пришлась ему по вкусу. Он не был злодеем, по крайней мере по меркам своего времени, и даже не проявлял особой жестокости, хотя назначение наказаний для подчиненных составляло прямую обязанность капитана. Беззаботный, суеверный и непоколебимо преданный своей королеве (за исключением тех случаев, когда он скрывал от нее свою добычу), он создал образ, вошедший сначала в историю, а