Невозможно сказать, чем все кончится. Впрочем, он сделал, что мог.

Услышав за спиной стук копыт, Ток обернулся и отсалютовал.

– Сэр.

Лицо Скворца словно пародировало то, каким оно было раньше, у живого. Борода цвета стали под худым, высохшим лицом напоминала корни давно мертвого дерева. Глаза прятались в тени кустистых бровей.

Мы уходим. Отрываемся от любимого края.

– Тебе нельзя здесь оставаться, солдат.

– Я знаю. – Ток показал иссушенной рукой на лежащую на земле завернутую фигуру. За спиной Скворца молча и неподвижно ждали на своих конях «Мостожоги». – Я понятия не имел, сэр, что их так много.

– Война – великий пожиратель, солдат. По пути мы стольких потеряли…

Скворец говорил спокойно, без эмоций, и от одного этого могло разорваться то, что осталось от сердца. Так не должно быть. Мы увядаем. Так мало осталось. Так мало…

Когда Скворец, развернув коня, отправился дальше и «Мостожоги» двинулись за ним, Ток какое-то время ехал за всадниками; затем что-то резануло внутри, будто нож провернули в ране, и он, вновь остановив скакуна, проводил воинов взглядом. Тоска разрывала душу. Когда-то я мечтал стать «Мостожогом». Если бы получилось, сейчас я ехал бы с ними и все было бы гораздо проще. Увы, моя мечта, как и многие другие, не сбылась, и все сложилось иначе. Он развернул коня и посмотрел на уже далекий силуэт на земле.

Падший, я тебя понимаю. Ты искалечил меня у Крепи. Вырвал глаз, оставив пещеру в моем черепе. Духи то и дело искали там укрытие. Пользовались пещерой. Пользовались мной.

Но теперь они покинули меня, остался только ты. И шепчешь обещания в пещере моей раны.

– Неужели ты не видишь правды? – пробормотал Ток. – Я держусь. Держусь, хотя чувствую, что хватка моя… слабеет. Слабеет, Падший. – И все же надо держаться последнего обещания и единственным оставшимся глазом видеть все.

Если смогу.

Он ударил коня пятками, посылая вперед, следом за Стражами Врат. Деревушки стали серыми, заброшенными, все было засыпано пеплом от Шпиля. Изрезанные бороздами поля покрылись белой рябью, словно припорошенные снегом. Повсюду валялись ребра и тазовые кости. Ток ехал в туче пыли, поднятой «Мостожогами». А далеко впереди торчал из тумана Шпиль.

Собирайтесь в моей пещере. Уже почти пора.

Однажды, давным-давно, по голой равнине бродили многочисленные стаи мохнатых животных – мигрировали, подчиняясь сезонному зову природы. Брат Усерд вспоминал громадных существ, глядя на фургоны с провизией, ползущие вверх по насыпным дорогам, прочь от траншей и редутов. Необходимость кормить пятьдесят тысяч солдат уже начала истощать запасы. Еще неделя ожидания – и закрома города опустеют.

Впрочем, неделя и не понадобится. Враг уже строится на юге, всадники-разведчики разъезжают по хребту на противоположном краю широкой долины.

Рассветный воздух звенел от накапливаемой энергии. Акраст Корвалейн закручивался так густо, что был уже почти видим. Но Усерд ощущал и глубокое возбуждение, чуждые потоки, вливающиеся в проявление Старшего Пути; это беспокоило.

Усерд стоял на продолговатой платформе, немного возвышающейся над защитными укреплениями; пока светало, он заново оглядывал сложную систему насыпей, траншей, навесных бойниц и редутов внизу. В уме он уже представлял атаку врага, видел, как обновленные защитные сооружения заставляют нападающих скучиваться, попадать под обстрел онагров и лучников в редутах на флангах. Видел, как вражеские солдаты в беспорядке мечутся под обстрелом и отступают, окровавленные.

Его взгляд скользнул к центральному высокому валу, где он разместил изморских Серых шлемов – они были заперты на равнине, и путей для отхода было мало. Слишком уж охотно пал на колени этот Кованый щит. А девица… Усерд не доверял злобному взгляду ее глаз. Впрочем, они готовы сражаться и умереть на месте; и будут держать центр столько, сколько нужно.

По всем прикидкам, его защитники превосходили числом нападающих, сводя шансы врага к нулю. Атака уже обречена.

Доски под ногами заскрипели и прогнулись. Брат Усерд, повернувшись, увидел, что на платформе появился Кованый щит Танакалиан. Бледное лицо блестело от пота. Он приблизился к форкрул ассейлу, словно с трудом заставляя себя держаться прямо, и Усерд усмехнулся, представив, как человек падает ниц к его ногам.

– Кованый щит, как поживают ваши братья и сестры?

Танакалиан вытер пот с верхней губы.

– У болкандской армии есть стальной кулак – Эвертинский легион, брат Усерд. Командует сама королева Абрастал. А еще баргастские гилки…

– Баргасты? А раньше вы не говорили, – вздохнул Усерд. – Значит, они все же вернулись в дом древних предков? Очень кстати.

– Они считают себя ударным войском, сэр. Вы узнаете их по лицам, покрытым белой краской.

Усерд застыл.

– Лица, покрашенные белым?

Танакалиан прищурился.

– Да, они называют себя «Белолицые баргасты».

– Давным-давно, – проговорил Усерд, – мы создали баргастскую армию, чтобы она служила нам. Они хотели быть похожими на форкрул ассейлов и выбелили лица.

Кованый щит хмуро покачал головой.

– Было некое пророчество, которое привело их через моря к северным берегам Летера. Ожидалась священная война – или что-то вроде. И мы думаем, что остался только клан гилков.

– Они предали нас, – сказал Усерд, пристально глядя на Танакалиана. – От их руки пало много Чистых. Скажите, эти гилки носят доспехи?

– Да, из черепашьих панцирей – очень странные.

– Гилланкаи! На их руках кровь Чистых!

Танакалиан отшатнулся перед такой внезапной яростью.

– И сколько воинов у этих гилков?

– Тысячи три. Или четыре.

Зарычав, Усерд снова повернулся лицом к долине.

– Оружие форкрул ассейлов – наши руки и ноги; гилланкаи придумали броню от наших ударов. Кованый щит, когда они пойдут, сосредоточьтесь на этих баргастах. Разбейте их!

– Сэр, я не могу приказывать вражеским силам. Я пришел сообщить о своих подозрениях: думаю, на Серых шлемов пойдет Эвертинский легион – тяжелые пехотинцы. Мы сцепимся с ними и победим. И в таком случае, сэр, мы оставим гилков, сафийцев и прочих союзников вашим колансийцам. И плюс, конечно, летерийцев.

– Не забыли сообщить еще о каких-то угрозах, брат?

– Сэр, ваше войско значительно превосходит врага в численности. Думаю, мы быстро разделаемся с ними.

– Это вас огорчает, Кованый щит?

Танакалиан снова вытер вспотевшую верхнюю губу.

– Если вы не хотите воспользоваться своим голосом, сэр, чтобы принудить противника сдаться, мы будем рады пролить столько крови, сколько прольется.