— Теперь ты чересчур драматизируешь, — заметила я.

Он опустился на колени перед нами, подняв руки вверх, как бы умоляя нас:

— Прошу тебя, Анита, не вези красоту Натэниэла в Ирландию.

— Я тоже здесь нахожусь, — сердито сказал Натэниэл.

— Я вижу тебя, мой мальчик с цветочными глазами.

— Я не мальчик. Я мужчина, и ты не можешь говорить обо мне так, будто меня тут нет.

— Прошу, Натэниэл, я не переживу, если она уничтожит твою красоту. Пожалуйста, не уезжай.

— Мы опоздаем на самолет, — сказал он, холодным от гнева тоном. Он начал уходить, но Ашер схватил за руку его и меня.

Телохранители зашевелились, один из них касался микрофона у уха, что означало, что вот-вот появится подкрепление. Их было четверо на нас четверых; если бы нам понадобилось подкрепление от Ашера, тогда все пошло бы ужасно не так. Я не думала, что дойдет до рукоприкладства, поэтому подняла свободную руку, останавливая. Он не причинил нам вреда… до сих пор. Если бы мы его так боялись, тогда никакие извинения в мире не имели бы значения, поэтому я махнула им отступить и надеялась, что позже не пожалею об этом.

— Отпусти, — возмутился Натэниэл.

— Ты его слышал. — Я не стала выдирать руку, потому что знала, что лучше не пытаться перещеголять вампира, но мне хотелось немного потянуть. Это было на автомате.

— Я люблю тебя. Я люблю вас обоих. И не вынесу, если кто-то из вас окажется в ее власти. От одной мысли об этом меня тошнит. — Слезы, которые сверкнули в его глазах раньше, вернулись, но на этот раз они заструились по его щекам. Слезы были розового цвета от крови, как слезы всех вампиров. Цвет был настолько слабый, что, если не приглядываться, можно и не заметить, но я знала, на что нужно смотреть, поэтому видела. Потребовалось немного несчастного плача, чтобы понять, что его слезы были окрашены кровью того, кем он кормился сегодня вечером. Да, они были добровольной жертвой, но все же.

— Не заставляй меня использовать стоп-слово, — сказал Натэниэл.

Ашер отпустил его руку, но обеими руками вцепился в мою:

— Пожалуйста, Анита.

— Натэниэл все сказал.

Ашер колебался, а затем уронил руки, все еще стоя на коленях, и слезы быстрее текли по его лицу. Они оставляли на его коже едва заметные розоватые следы, так что я могла видеть, где пролегал каждый из них.

Жан-Клод не выдержал и потянулся к нему. Ашер взял его за руки и быстро заговорил по-французски. Жан-Клод покачал головой:

— Non, mon ami, они должны понять твои извинения. Я слаб, когда заходит речь о тебе, так что ты сам должен завоевать их. Я не вернусь в твою постель, если они не сделают этого, потому что они видят тебя более ясно, чем я.

Я почувствовала, как Натэниэл вздрогнул возле меня. Я взглянула на него, и он уже смотрел на меня. Любовь-всей-жизни держал за руки Жан-Клода, но только от нас зависело, сойдутся ли они когда-нибудь. Совсем никакого давления.

Ашер продолжал держать руки Жан-Клода, но обратился к нам:

— Я тоскую по вам обоим.

— Ты уже говорил это, — отрезал Натэниэл. Я поняла, что он был даже злее на Ашера, чем я, а это означало, что этот человек был для него важнее, чем я думала. Я признавала, что отчасти мне нравились бандаж и подчинение, но я не настолько нуждалась в этом, как Натэниэл. Ашер был почти идеальным Домом для него в подземелье. По-видимому, Натэниэл скучал по этому больше, чем я осознавала, и что было вероятно камнем в мой огород или мой и Мики?

Он отпустил руки Жан-Клода и повернулся на коленях к нам. Мы продолжали стоять, глядя вниз в эти совершенно бледные глаза, какими предполагалось быть зимним небесам, но какими они почти никогда не были; его ресницы были темнее волос, как и брови, так что глаза были четко обрамлены, как будто он использовал макияж, чтобы подчеркнуть их, но я знала, что это их естественный цвет. Они с Жан-Клодом оба были просто великолепны; именно по этой причине изначально Белль Морт забрала их.

Он поднял эти большие руки с длинными пальцами, крупнее, чем у Жан-Клода, и я подумала, что Ашер будет набирать больше в спортзале, если захочет работать над мускулатурой, но для него это не имело никакого значения. Он не был из тех, кто занимается тяжелой атлетикой. Он возвел эти бледные руки вверх, позволив всей массе своих золотых волн отступиться так, чтобы было видно все его лицо, с его красотой, и шрамами, которые он думал, его уродовали.

— Я скучаю по вам связанным и не дождусь, когда доставлю вам удовольствие и боль. Я скучаю по звукам, которые издает Натэниэл, когда я его бью, как его кожа разрывается под хлыстом, и как он волшебным образом исцеляется и просит больше. Я скучаю по звукам, которые издает Анита, когда мы с ней вместе занимаемся любовью. Я скучаю по ощущениям, когда наши тела пронзают ее в одно и то же время. Я скучаю по тому, как разделял Аниту с Жан-Клодом, как мы делали это с ним на протяжении веков. Я скучаю по ощущению и запаху вашей кожи, Натэниэл, Анита. Я скучаю, по погружению своего языка меж ее ног и как беру тебя в рот. Мне нравится, как ты хочешь, чтобы я использовал свои клыки в конце, и истекаешь кровью, чтобы я мог испить тебя вдвойне.

Я почувствовала, как Натэниэл чуть содрогнулся рядом со мной, и была уверена, что это не плохое содрогание. Мое собственное сердцебиение ускорилось. Черт.

— Если вы хоть немного по мне скучаете, я прошу вас дать мне еще один шанс. Я знаю, что этого не заслуживаю.

— Как мы снова можем тебе доверять? — спросил Натэниэл, и голос его был намного ровнее, чем пульс в горле. Я добавила ему очков за это. И была уверена, что мой собственный голос будет дрожать, если попытаюсь сказать что-то прямо сейчас.

— Я не знаю.

— Как мы можем довериться тебе, связать нас и причинять боль, если мы не можем тебе доверять, если ты не ценишь нас вообще? — В его голосе был отчасти гнев и отчасти потеря, что в значительной степени отражало отношения с Ашером.

— Я не знаю, но больше всего на свете хочу вернуть ваше доверие. Что мне сделать, чтобы доказать свою искренность вам?

Мы переглянулись с Натэниэлом, и он сказал:

— Я не уверен.

Я посмотрела на Ашера. Эти глаза, эти