что Криденс решит со мной заговорить. Странно: наедине, то есть на этих факультативах, когда нас всего трое – я, он и учитель, – Ворон не хамит никогда. Он по-прежнему за мной наблюдает. И мне кажется, время от времени хочет что-то сказать. Один раз он даже – наверняка невольно – помог мне с бытовым заклинанием. Скорее всего, от скуки. Оно совершенно у меня не получалось. Кажется, это была банальная очищалка. Знаете, если посадишь пятно на парадный камзол и надо быстро его свести. Нуклийцы умеют это с рождения. Учитель никак в толк взять не мог, почему у меня не получается. А Криденс почему-то понял.

Впрочем, с его стороны это была единственная помощь, и когда он в компании, например, друзей-припевал во время обеда на верандах, на «лестные» выражения в мой адрес Виета не скупится.

Такая мелочность как раз в его духе. Наверное, мне стоит радоваться, что он в принципе считает меня достойным даже оскорблений.

Но что-то мне не радостно.

С Нилом за обедом мы или читаем заданное учителем Байеном, или обсуждаем прочитанное. Нил неразговорчив и вообще со мной общается лишь потому, что чувствует себя обязанным за обеды. Я почти уверен, что, когда месяц закончится и нам всем выдадут первую стипендию, он вернет мне деньги.

Занятия с Байеном нас не сближают нисколько. Как это возможно, когда учитель постоянно нас стравливает? «Смотри, у хумары это уже получилось, а ты, бездельник…» Или «Погляди, слабак, этот мальчишка может все сделать на одном лишь даре. Вот что значит высокий потенциал!»

Байен – мерзкий старик. Но самый мерзкий – это его фамильяр. Чаще всего он кот, и каждое занятие я обязан его гладить полчаса по меньшей мере. Попробуйте гладить огромного кота и одновременно рисовать пентаграмму! Что, котик уже не кажется таким милым? А он еще и цапнуть может, если гладишь не так.

Учитель каждый раз задает читать все больше, и его не волнует, что кто-то из нас может не знать высокий или старый нуклийский или не успеть. Ошибки он разбирает, когда уже слишком поздно. Раза два или три Нил заканчивал вечер в лазарете. Мне везет больше: дар действительно спасает. Но только спасает. Чаще всего мой призыв просто не работает. А Байен еще и усмехается: «Мы пока учим основы, а вот дальше… Если выживите, конечно».

Вечером на спортивной площадке меня ловит Сэв со своими яблоками. А так – я читаю, все время читаю.

Я даже за пределами академии за это время ни разу не был. Не считая Источника, конечно, – к нему мы всей группой ходим каждую неделю. В выходные, когда уроков нет, нужно делать огромное задание Байена, или пытаться разобрать теорию магии, или… Этих «или» очень много.

Недосып, голод, магическое истощение, книги, схемы, унижение – вот мой первый месяц в Арлиссе.

И ничего примечательного, кроме того вечера перед первым испытанием.

Мы тренировались с Сэвом, как обычно. Он теперь жонглировал яблоками, а я должен был в них попасть. Я же хотел наконец выспаться и планировал отправиться в постель после тренировки. Буквально минуты до окончания часа считал.

Но вдруг стемнело. Резко упала температура – настолько, что стало прохладно, а для Междумирья это что-то значит. Потом площадку затрясло.

Я чуть не упал, но Сэв схватил меня; он что-то говорил, но я совсем ничего не слышал. Воздух гудел, голову сжимало, словно в тисках.

Помню, что мы куда-то бежали. Сэв улыбался, его глаза сверкали в предвкушении. Он тащил меня за руку и помогал встать, если я поскальзывался: под ногами то тут, то там возникали дорожки льда. Скоро к нам присоединился вездесущий Криденс, за ним Адель, альвы и Ниала, которую я узнавал только по смешливому, безумному взгляду.

На арене, где завтра должен был пройти наш экзамен, уже было людно. Странно: все просто стояли и смотрели. Не аплодировали, не кричали от ужаса, не боялись наконец разбиться, хотя земля ходуном ходила. Конечно, на трибуны никто не поднялся – высоко, и упасть оттуда можно в два счета.

Я не понимал, что происходит, пока Сэв не пробился в первые ряды и не вытолкнул меня вперед, крикнув на ухо:

– Смотри, ты же волшебную дуэль еще не видел!

На арене танцевали два шара света: золотой и синий. Они мелькали туда-сюда, как взбесившиеся светлячки, и большего я сначала никак не мог разобрать.

Потом свет чуть угас – внутри каждого из шаров танцевала, постоянно перемещаясь, фигура. У одной из них в руке был меч, у другой – два кинжала. Обычный человек увидел бы лишь это. Я же чуть не ослеп от их заклинаний.

Маги вокруг не подбадривали никого из сражающихся. Они просто смотрели.

Я видел, что один из фехтовальщиков – девушка, а второй – мужчина вдвое крупнее ее. Они оба двигались очень быстро, но девушка казалась быстрее. Она ни мгновения не стояла на месте. Помню, подумал, что королевский цирк на Острове с руками оторвал бы такую акробатку. И очень дорого ей платил бы: король любил представления циркачей на своих приемах.

Снова вспышка света, снова синий и золотой сошлись, разошлись, опять сошлись и…

Все неожиданно закончилось.

Перемена была такой резкой, что я не сразу пришел в себя: солнца вновь засияли не по-вечернему ярко, температура поднялась, голову отпустило, и гул исчез. Наступила оглушительная тишина.

На арене лежал распростертый мужчина – из его горла торчал кинжал, но мага это почему-то не убило. Он еще дышал.

Над ним склонилась Шериада – вся в крови. Она тоже тяжело дышала, но даже я видел, какая ослепительная от нее исходит мощь.

Принцесса перерезала магу горло – и он все еще дышал! Рвано, захлебываясь кровью, но он не умирал.

Затем Шериада вырвала у него сердце – оно билось у нее в руке, как живое. Так, зажав сердце в пальцах, принцесса обвела взглядом зрителей.

Я не заметил, как все вокруг опустили головы – кроме меня.

Принцесса прищурилась, и я задрожал. Она часто меня пугала, но такой я не видел ее ни разу. Весь ее вид буквально требовал: «Кланяйся!»

Я же застыл, не в силах пошевелиться.

Я не знал тогда, что она убивала и за меньшее, чем просто взгляд. Наверное, это хорошо, что не знал. И уж точно хорошо, что рядом оказался Сэв – он толкнул меня, шипя:

– Склони голову!

Когда мы выпрямились, ни принцессы, ни побежденного ею мага на арене уже не было.

– Ну