Жакет «Шпионка» с широкими рукавами и потайными складками коричневого цвета прославлял этот берег Рейна. Стоило ли беспокоиться о том, что происходило на другом? Платье темно-синего цвета с длинными рукавами до бедра с желтой шалью, завязанной на спине, нежно обращает наше внимание на Германию: прошли времена «Немчуры» и «Фрица», теперь все носят «Германочку».

Колыхание складок

Сложности в международной политике совпали с драматическими событиями на французской политической сцене, важнейшим из которых стали выборы 1936 года.

В результате к власти пришел Народный фронт и социалист Леон Блюм[687], ставший председателем Совета. Те социальные изменения, какие последовали за победой этих политических сил, удивляли даже их вождей[688].

Забастовка разразилась и на улице Фобур, 22. Царившая тогда в обществе неразбериха охватила и модный Дом Ланвен, бóльшая часть работниц присоединилась к протестам. Только-только начавшая работать в 1932 году Жаклин Лабюскьер прекратила всякую деятельность, к огромному огорчению своих родителей. Работавшие в сфере couture мастерицы хотели добиться признания своих прав и уважения редких умений в своей профессии, требовавшей большого искусства и кропотливого труда. Путем переговоров они добились общего соглашения в требованиях, а тем временем Синдикат Высокой моды ответил на протесты документом о «Социальной политике в парижской Высокой моде». «Он вступает в силу с завтрашнего дня, – писал Люсьен Лелонг, президент Синдиката с 1937 года. – Завтра двадцать тысяч работниц узнают, что теперь существует Социальная служба, которая будет заниматься ими, заботиться об их здоровье, благополучии, детях, Социальная служба будет принимать и выслушивать жалобы, давать советы и оказывать помощь»[689].

Что касается общества в целом, то достаточно много людей связывало надежды на лучшее будущее со сменой правительства.

Мари-Бланш очень старалась понять идеи левых одновременно из чувства привязанности, дружбы, желания сохранить добрые отношения из соображений благотворительности. «Вюйар весь трепетал, – писала она. – Он был социалистом, старинным другом Леона Блюма еще со времен “Ревю Бланш”. Конечно, он был воодушевлен происходившими переменами, чрезвычайно радовался и пророчил скорое наступление лучших времен. Я же, интуитивно неприязненно относившаяся к этому размахиванию кулаками, уставшая постоянно слышать громогласные распевы “Все хорошо, прекрасная маркиза”, всякий раз, когда садилась в машину рядом с проходившими рабочими, все же дала себя убедить в положительном исходе этих перемен, ради Вюйара.

Я пыталась бороться с отвращением, которое испытывала каждое утро, читая газету Peupulair[690]. Я говорила себе, что это все от эгоизма, и не могла противиться убедительной силе его голоса, который нежно любила»[691].

Коллекции, представленные Домом Ланвен в 1937 году, отражают охватившее общество волнение, иногда с достаточной долей иронии: «Турбулентность», «Подозрения» – название черного манто с воротником и поясом из серого каракуля; «Неразбериха», «Невероятное», а еще «Тирания» – черное с красным платье, главная идея которого – цвета́.

Многочисленные вечерние платья, длинные, пышные, напоминали о времени до 1914 года, когда роскошные складки спадали по турнюрам нарядов, созданных Пуаре, колышущиеся у колена воланы, иногда они доходили и до щиколоток, например «Доминация» и «Дерзость».

Ансамбль от Ланвен, 1937

Для межсезонья – красочные вечерние наряды: «Прикованная» и «Рабство» – черные длинные платья с широкими рукавами, украшенные на спине аппликациями в виде черных, белых или серебряных колец, обрамлявших ключицы и спускавшихся до колен.

«Да здравствует правительство, украшающее фею!»

Чтобы наглядно подтвердить солидное положение Дома Ланвен, Жанна продолжала исполнять свои общественные обязанности. В 1935 году она возглавляла секцию Высокой моды на Всемирной выставке в Брюсселе, где представила своим собратьям коллекцию в красных и золотых тонах, исключая модели из меха. В этих нарядах манекенщицы напоминали греческие статуи. Времена моды на «пацанок» прошли, так же как и увлечение нежными девами Аттики. Мадлен Вионне в тот год изменила своей классической манере и увлеклась созданием романтических образов.

Жанна Ланвен, 1930-е годы

В 1937 году Жанна приняла пост президента «Подгруппы А», объединяющей модельное дело, высокую моду для мужчин, галантерею и предметы роскоши, меха и парфюмерию на Всемирной торговой выставке[692]. Это событие, ставшее важнейшим в Европе в этой области перед войной, проходило с такой пышностью и блеском, что никому не приходили в голову мысли о надвигавшейся угрозе. Павильоны Советского Союза и Германии располагались один напротив другого, хотя в Испании тогда уже шла Гражданская война. Жанна продолжала работать. Желание расширять поле деятельности и страсть искать новые источники вдохновения были в ней все так же сильны. Например, объектом ее внимательного изучения стали коллекции из открытого в 1937 году в зданиях дворца Шайо Музея человека.

Вот отрывок из письма, полученного кутюрье из этнологической лаборатории этого музея в 1939 году: «Фотографии, запрошенные Вами для документации, прилагаются; через несколько дней я пошлю еще четыре фотографии. На представленных фотографиях – серия золотых украшений из Кот-д’Ивуара, серия рисунков из Абиссинии и фото разноцветных попон для лошадей и всадников во время праздника в Дагомее»[693].

Она продолжала создавать коллажи, не прекращая поисков новых идей и образов. Жанна всегда оставалась способной воспринимать разные новинки, в том числе в области рекламы и типографского дела. Как и раньше, коллажи помогали ей находить важные черты своего стиля. В альбоме под названием «После 1938 и 1939 годов» представлена как бы «доска почета» Высокой моды: фотографии наклеены в ряд, на которых мы узнаем Люсьена Лелонга, Эльзу Скиапарелли и Жанну Ланвен.