Билли ловит его и возвращает ей.

– Беги, – говорит он, показывая девушке на открытую дверь. – Быстро. И далеко.

Она не произносит ни слова, а прямо с подносом шагает по коридору и выходит на солнце. Осанка у нее безупречная, замечает Билли, и солнце красиво играет на черных волосах – может, Бог все же есть, и он не так уж плох? Она спускается по ступеням с прямой спиной и поднятой головой. Ни разу не оглядывается. Толпа ликует. Люди в гостиной тоже. Кто-то кричит: «Вжарь им, Синий Великан!»

Билли идет по выложенному кафелем коридору. Между двумя репродукциями Джорджии О’Кифф – невысокие холмы с одной стороны, горы с другой – открытая дверь. Билли заглядывает в щель между петлями и видит уходящую вниз лестницу. По телевизору начинается реклама пива. Билли притаился за дверью и ждет, когда она закончится, чтобы все присутствующие снова уткнулись в экран.

Тут снизу раздается крик Ника:

– Мария! Где сосиски?

Ответа нет, и он кричит снова:

– Мария, поторопись!

Кто-то бубнит:

– Пойду проверю.

Билли не уверен, но, судя по голосу, это Фрэнк.

Шаги на лестнице. Кто-то выходит в коридор и поворачивает налево – видимо, там кухня. Да, это в самом деле Фрэнк. Его легко узнать даже со спины: над сияющей проплешиной покачивается высокий «помпадур». Билли выходит из-за двери и идет следом, наступая на внешние края стоп и радуясь, что надел кеды. Фрэнк заходит в кухню и оглядывается по сторонам:

– Мария? Ты где, зайка? Нам бы поскорей…

Билли бьет его рукоятью глока по лысине – с размаху и изо всех сил. Брызжет кровь, и Фрэнк падает вперед, ударяясь лбом об угол стола для разделки мяса, стоящего посреди комнаты. У его мамаши голова оказалась непробиваемая, и Фрэнк вполне мог это унаследовать – вместе с «вдовьим мыском», – но что-то подсказывает Билли, что в ближайшее время он не очухается. А может, не очухается вовсе. В кино бандитов вечно лупят по голове со всей дури, а через пару минут те встают как ни в чем не бывало, но в жизни так не бывает. Фрэнк Макинтош может умереть от отека мозга или субдуральной гематомы – через пять минут или провалявшись в коме пять лет. А может, рано или поздно он придет в себя, но вряд ли до того, как у Билли закончится рабочий день. На всякий случай он его обыскивает. Оружия при нем нет.

Билли тихо возвращается в коридор. Видимо, игра началась: толпа снова ревет. Один из молодчиков Ника вопит во всю глотку: «Ломай ему ноги! Да! Так ему и НАДО!»

Билли спускается по лестнице – не медленно, но и не торопясь. В логове Ника сидят трое, и все, как приклеенные, пялятся в экран телевизора. Двое в небольших круглых креслах, третье кресло пустует (там, видимо, сидел Фрэнк). Ник развалился прямо перед телевизором на диване, широко расставив ноги. На нем слишком короткие, слишком узкие и слишком кричащие шорты. Из-под футболки «Нью-Йорк джайентс» торчит брюхо, на которое он поставил ведерко с попкорном. Другие тоже сжимают миски с попкорном (видимо, чтобы куда-то деть руки). Билли знает обоих: один был и в пентхаусе Ника, и в его рабочем кабинете в «Дабл Домино» – видимо, главбух или еще какой-нибудь счетовод. Билли не помнит, как его зовут – Майки или Микки… Может, Марки. Второй тип разъезжал на «транзите» вместе с Даной. Реджи.

– Что ж, ты явно не торопилась, – говорит Ник. Остальные двое уже увидели Билли, но Ник пока не отрывается от экрана. – Поставь…

Тут он наконец замечает ошарашенные лица своих дружков, оборачивается и видит Билли в двух шагах от ковра. Его потрясенный и испуганный взгляд – просто бальзам на душу. Этого мало, конечно. За то, как Билли провел последние пять месяцев своей жизни, кара должна быть куда страшнее. Но это уже прогресс.

– Билли? – Ведерко сваливается с брюха Ника, и попкорн рассыпается по полу.

– Здорово, Ник. Ты, наверное, не очень рад меня видеть, зато я рад. – Он наводит глок на счетовода (который и без того уже поднял руки). – Как тебя зовут?

– М…Марк. Марк Абрамович.

– Ложись на пол, Марк. И ты, Реджи. Оба легли на животы. Ноги и руки раскинули. Изображаем снежных ангелов.

Ребята не спорят: осторожно ставят миски с попкорном и ложатся на пол.

– У меня семья, – говорит Марк Абрамович.

– Рад за тебя. Будешь хорошо себя вести – скоро их увидишь. Кто-нибудь из вас двоих вооружен?

Ника можно не спрашивать, в его нелепом футбольном наряде попросту негде спрятать оружие, даже какую-нибудь компактную крошку для скрытого ношения.

Два лежащих на полу типа мотают головами.

Ник еще раз называет Билли по имени. На сей раз это не вопрос, а восторженное приветствие. Он пытается включить гостеприимного хозяина усадьбы, но получается не очень.

– Где ты был, черт возьми? Я пытался с тобой связаться!

Билли не стал бы отвечать на эту нелепую ложь, даже не будь у него дел поважнее. В комнате стоит четвертое кресло, а рядом – полупустая миска с попкорном.

– Джонс предпочитает не пасовать, – говорит спортивный комментатор, – отдает мяч Баркли…

– Выключи, – приказывает Билли. Ник – повелитель этого дома и повелитель дивана, стало быть, пульт у него.

– Что?

– Ты меня слышал. Выключи.

Когда Ник щелкает пультом в направлении телевизора, Билли с удовольствием отмечает дрожь в его руке. Воцаряется тишина. Теперь их в логове четверо, но пустое кресло и миска с попкорном говорят о том, что должен быть пятый.

– Где он? – спрашивает Билли.

– Кто?

Он указывает на пустое кресло.

– Билли, я должен объяснить, почему не смог с тобой связаться. У меня возникла заминка. Я…

– Заткнись. – Боже, как приятно это говорить – и как приятно больше не строить из себя дебила. – Марк!

Бухгалтер дергает головой, будто его прошибло током.

– Где он?

Марк отвечает быстро – мудрое решение:

– В туалете.

– Молчи, придурок, – шипит Реджи, и Билли простреливает ему лодыжку. Это неожиданность даже для него самого, но стреляет он по-прежнему метко и не жалеет о содеянном, как не жалел Фрэнка, когда врезал ему пистолетом по башке. Реджи тоже был одним из участников сговора по уничтожению тупого старины Билли Саммерса: запихнуть его в фургон, вывезти за город, пустить ему пулю в лоб – и дело с концом. Кроме того, эта троица должна узнать, кто тут главный.

Реджи с криками перекатывается на спину, пытаясь схватиться за лодыжку.

– Сука! Ты мне ногу прострелил!

– Заткни пасть, или я сам ее заткну. Не веришь? Рискни здоровьем. – Он наставляет пушку на Абрамовича, который испуганно таращит на него глаза. – Где туалет? Покажи пальцем.