…Бандитского гнезда Нори Пирелли по прозвищу Мясник больше не существовало.

…– Это Ингрид. Ингрид Сеген. – Игорь подтолкнул ко мне девчонку. – Она пойдет с нами, князь.

* * *

Наташка Крючкова отыскала меня за изучением карты, дополненной Тезисом. Я сперва даже не поднял головы, решив, что она явилась как посланец Ленки Власенковой с жалобами на нехватку походных продуктов, поэтому со вздохом попросил:

– Потом, а?

– Не потом, Олег, – возразила она, и я поднял голову в легком удивлении. Девчонка стояла передо мной, одетая уже по-походному, с вещмешком и скаткой за плечами.

– В чем дело, Нат? – Я поднялся, убрал карту. В лице Наташки что-то дрогнуло, и я по-настоящему забеспокоился: – Нат?..

– Я ухожу, Олег. – Она на миг опустила глаза, а потом вдруг, вскинув их, отчаянно и горячо зашептала: – Я знаю, это и Вадиму больно, и по отношению ко всем вам просто подлость, мы же клялись… но я не могу остаться, я его люблю!!!

– Ничего не понял, – прервал я ее, уже все понимая. – Кого любишь?

– Франсуа, – тихо прошептала Наташка и опустила глаза, теперь уже надолго. И захлюпала. Нет, не пытаясь меня разжалобить, а именно «просто»…

– Приехали, – обреченно сказал я. – А Вадим знает?

Вот тут она вскинулась – даже глаза просохли! Она всегда была гордой девчонкой – и сейчас резанула:

– Ты считаешь, я бы могла уйти тайком?!

– Извини, – вздохнул я.

– Теперь с вами эта норвежка, – тихо сказала Наташка, – боеспособность не снизится…

– Да разве в этом дело, – вздохнул я. – Что ж, счастливо тебе, Нат. Только с девчонками попрощайся.

– Я уже…

– Да?.. Ну тогда просто – счастливо… – Я пожал протянутую ею руку. – Я не знаю, что сказать, Нат… Может быть, увидимся?

Она молча кивнула.

И… ушла.

…Свет станет красным на десантном ноже,

Занесенном для слепого удара!

Когда он ревет – кровь течет из-под век,

Когда он смеется – у него не все на месте —

Он уже не человек!

«Nautilus Pompilius»

Увы, постоянство теперь не в цене,

Увы, не в цене обещанья,

Нас ветром разносит по этой земле,

Какие уж тут прощанья.

Не прощаясь, уходят из жизни сей,

Не прощаясь, выходят в люди.

Только в детстве мы встретили старых друзей,

И новых старых не будет.

Пусть нас оправдают тысячу раз,

А мы уж себя непременно,

Но старых друзей все меньше у нас,

И новые им не замена.

И как получилось и кто виноват?

Нечистая чья-то игра?

Прощались мы тысячу лет назад,

А верили, что до утра.

Пусть день пройдет без забот о былом,

И вечером этого дня

Я всех соберу за одним столом.

У одного огня.

Я с ними проблемы свои решу,

Те, что не решил без них,

А после прощения попрошу

У старых друзей своих.

А наш костер никогда не гас,

И пусть невелик, ничего,

Не так уж много на свете нас,

Чтоб нам не хватило его.

Андрей Макаревич

На берегу мальчишки учили немцев играть в хали-хало – до меня доносились вопли, но мне как-то лениво было вставать и принимать участие, хотя меня уже несколько раз звали. Кроме того, мне было куда приятней наблюдать за купающимися на отмели девчонками, которых контролировал Андрюшка Альхимович. Он сидел на скале и покрикивал время от времени «Акула!».

На него внимания не обращали.

Мы находились на полуострове Пелопоннес, мыс Малея – во всяком случае, так утверждала Танюшка. Где-то за проливом Китира лежал Крит. Июньское солнце с лазурного неба поливало яростным жаром прозрачную воду, рощи на крутых склонах и вершинах холмов. Огненный полдень прихлопнул мир раскаленным куполом неба.

С немецкой командой Андерса Бользена, пришедшей сюда чуть раньше нашего, мы познакомились позавчера. Ребята и девчонки оказались отличными, как, впрочем, и большинство ребят и девчонок здесь. Хотя сперва, конечно, хватались за клинки, «принюхиваясь» друг к другу. Но только сперва…

…Мы ушли от Спорад почти три недели назад и все это время непростительно медленно пробирались на юг. Урса мы не встречали, «местных жителей» не видели тоже, хотя на карте Йенса тут были обозначены два поселка. В общем-то, это были хорошие три недели – спокойные, теплые, сытые и неспешные, с вечерними кострами и без особых забот. Охота оказалась неплохой, рыбалка – великолепной, всяких съедобных травок тоже нашлось предостаточно. Когда на Истме я предложил идти на Пелопоннес, никто не возражал, даже толком не спросил, зачем нам это нужно.

Я сел и, сощурившись, начал всматриваться в ту сторону, где лежал Крит. Именно в этот момент я понял окончательно: я хочу переправиться туда.

Снизу поднялись Сергей и Север. Север был затянут в горячую кожу, на лбу выступили капли пота – он водил дозор по окрестностям и сейчас, плюхнувшись на песок, начал с ожесточением вылезать из куртки. Сергей был просто голый – в последнее время мы только так и купались, по молчаливой договоренности с девчонками просто держась друг от друга на некотором расстоянии. Странно, но это в корне пресекло любые смешки и подглядывания – может быть, потому что выглядело вполне естественно… а может быть, потому что мы и так уже достаточно много знали друг о друге.

– С дуба падают листья ясеня – ни фига себе, ни фига себе… – пробормотал Сергей, садясь рядом. – Ну что, будем соревнования-то устраивать?

Вообще-то это была идея Андерса – «шустрого, как сперматозоид», по выражению Сани, – немецкого фюрера. (Это была не шутка, именно так он себя и называл, и я от изумления не сразу вспомнил, что вообще-то «фюрер» – это просто «вождь»!) В смысле – насчет соревнований. Я-то отнесся к этому индифферентно, если честно, но мое «племя» аж взвыло от восторга.

– Чего они там предлагают? – Я прилег на бок, подперев ладонью висок.

– Да мы уже программку набросали. – Сергей лег напротив меня. – В футбольчик постукаем…

– Очень оригинально, – пробормотал Север. Он, как и я, не любил футбол.

– Так, в футбольчик, – согласился я. – Что еще?

– Бег. Там уже дистанции размеряют на берегу… Кого на бег кинем?

– А сколько бегать? – заинтересовался я.

– Стоху и кило.

– Стоху я побегу, – решил я, постепенно увлекаясь. – А кило…

– Кило пусть Мордва бежит, – вмешался Север.