Если меня найдут наши – меня похоронят. Наверное, сложат песню, и ее будут петь не только в нашей компании, но и во многих других – о четырнадцатилетнем мальчишке Олеге, который в одиночку перебил четырнадцать – по числу своих лет – урса и умер с оружием в руке… Что-нибудь вроде:

Чтоб было видно Карлу-королю,

Что граф погиб – но победил в бою…

Четырнадцать лет или семнадцать? Или сколько? Не важно; странно, но я прожил их полнее и интереснее, чем предыдущие четырнадцать. У меня были любовь и дружба, каких, наверное, уже не знают на Земле… той Земле.

Я вспомнил маму. Неожиданно и ярко, как давно уже не получалось… Да, умираю. Берег реки, и мы с Танюшкой идем по вечерней траве по домам. Что делает тот Олег, та Танюшка? Живут, но я им не завидую…

А неба-то я уже и не вижу… Ах, да это я просто глаза закрыл – но их трудно открывать, как трудно их открывать… Половины себя я уже не чувствовал. И снова тянуло закрыть глаза. Но нельзя – по тропинке шла Танюшка. Ищет меня? Я понял, что вновь закрыл глаза – и вижу это уже в уме. А снова поднять веки не было сил.

Медленно проплывали картины прошлого – как на киноэкране. Может быть, я правда сижу в зале – тепло, тихо, темно, синий луч бегает над головами, Танюшка рядом, вокруг – друзья… Какой странный фильм, ни в одном анонсе не было такого… И звука не слышно, а луч тоже странный – световые кольца плавают, то сокращаясь, то расширяясь… и их все меньше…

Как в книжке «Король Матиуш I». Санек давал мне ее прочитать, а потом я сам ее много раз брал в «библии» – так мы называли библиотеки. А Библию я ни разу не читал.

Совсем темно и тихо. Только под пальцами – рукоять палаша…

…Таня, все, что у меня есть, – это ты!!!

Эту рукопись читало уже немало людей. Удивительна была их реакция на нее – столь же разнообразная, как и сами читавшие.

«Опять ты свой расизм пропагандируешь…» – кривились одни.

«Ну ты молодец, это прямо сага!» – трясли мне руку другие.

«Ну и зачем ты это написал?» – удивлялись третьи.

«Что, нравится описывать, как малолетки трахаются?» – подмигивали четвертые.

«Учебник по фехтованию и выживанию», – пожимали плечами пятые.

«Неплохой сборник бардовской песни», – сухо замечали шестые.

«Спасибо, это о нашем детстве», – довольно сентиментально благодарили седьмые.

«Сплошной плагиат», – даже определили некоторые.

В ответ на все эти реплики я только морщился. Иногда открыто, чаще – «про себя». Не было ничего удивительного в том, что каждый читавший книгу нашел в ней что-то свое. Просто я – я, автор, – не писал роман ни об одной из этих вещей.

А собственно, о чем я его писал?

Ближе всех к истине были «седьмые». Я просто писал о друзьях своего детства, о наших играх, надеждах, снах, фантазиях, ссорах и мечтах, о нашей дружбе и о том, как больно рвалась она временами…

И все-таки книга выходила не только об этом.

Это был, конечно, Барри с его «островом Никогда-Никогда» и Потерянными Мальчиками. И, конечно, Толкиен – «отдых в пути миновал, пройден последний привал… путь бесконечен и прост – вдаль, на сияние звезд!». И, несомненно, Лукьяненко со всеми Сорока Островами. И разом все авторы «географических романов», которые я так любил в детстве. И Крапивин – тут я ничего и объяснять не стану. И еще сотни прочитанных мной книг – вплоть до михалковского «Праздника непослушания» – да-да! Так что это наверняка плагиат. Или пастиш.

Или?

Может быть, кто-то в книге узнает себя. Свои мысли и желания. Свои надежды и свою веру. Я же только могу сказать, что, когда мне плохо или мне хочется отступить перед чем-то – в душу мне каждый раз заглядывают глаза того мальчишки, которым я был. Он выступает из какой-то мглы, похлопывая по штанине длинным прутиком, и смотрит, а следом выходят другие. Молча. Они не осуждают меня. Они просто смотрят. И я нахожу в себе силы жить дальше…

…Если вы дочитаете книгу до конца, то поймете, что я писал ее ради последней сцены.

И это правда. Или по крайней мере ее основная часть.

Счастливого пути. Hoott vejkki. Счастливого пути.