Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И зазвучал серебряный, печальный голос Кристины, сплетаясь со звоном струн…
И глянет мгла из всех болот, из всех теснин.
И засвистит веселый кнут над пегой парою.
Ты запоешь свою тоску, летя во тьму один,
А я одна заплачу песню старую…
…Я не знаю, как называлось то, что делала Танюшка – я не очень хорошо разбираюсь в гимнастике, хоть постоянно и смотрел ее выступления. Знаю только, что не было по отдельности ни ее движений, ни голоса Кристины, ни звона гусель Игоря. А было просто все вместе…
…Разлука – вот извечный враг российских грез.
Разлука – вот полночный тать счастливой полночи.
И лишь земля из-под колес,
И не расслышать из-за гроз
Ни ваших шпаг, ни наших слез,
ни слов о помощи…
…Я видел приоткрытые губы Арниса. Слезы на его светлых ресницах. Я видел потрясенное лицо Джека. И еще, еще лица…
…Какой беде из века в век обречены?
Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?
И отчего нам эта явь такие дарит сны —
Что дивный свет над песнями унылыми?..
Руки Танюшки прощались… прощались, прощались с кем-то… прощались навсегда… Казалось, она готова, разбежавшись по песку, полететь за ним следом… побежала, но упала на песок…
Быть может, нам не размыкать счастливых рук?
Быть может, нам распрячь коней на веки вечные?
Но стонет Север, кличет Юг,
И вновь колес прощальный стук,
И вновь судьба разбита вдруг
О версты встречные…[25]
Первыми восторженно взревели немцы…
…Метание ножей Басс проиграл. Он довольно ровно шел в метании просто на дальность и точность, даже бросал с двух рук, но когда его соперник начал, подкидывая обеими руками в воздух шесть ножей, ловить их попарно и тут же бросать, не давая ни одному упасть на песок, – сдался. Никто ни в чем не мог его упрекнуть. То же произошло и у Олега Фирсова с топорами: немец, с которым он соревновался, третьим брошенным топором просто расколол пополам врытый в двадцати шагах столб – тут тоже все было ясно.
Но на импровизированный ринг уже выходили Сергей Земцов и его спарринг-партнер по имени Ханзен. Немцы поступили честно – по весу Ханзен был примерно такой же, как и Сергей. Оба были в штанах и шпажных крагах – откуда перчатки-то взять? Судить вышел Вадим, который уже успел со мной поцапаться из-за того, что я его не пустил на ринг, а с Арнисом – из-за того, что тот не захотел драться.
– Бокс! – услышал я команду.
Сергей всегда был на ринге дьявольски быстр и безоглядно-атакующ. Случалось, он сминал даже более сильного, тяжелого и опытного противника просто за счет бесстрашного натиска. Отец Сергея – КМС СССР по боксу – тренировал его с семи лет, и удар у моего друга был отличный. Мой же сломанный нос и мог бы это подтвердить.
То же самое было и сейчас. Сергей обрушился на немца, молотя его прямыми и хуками правой. Через три или четыре секунды Ханзен полетел на песок, сбитый хуком в челюсть, но по счету «четыре» поднялся. Сергей свалил его второй раз – в конце первой минуты своего бесконечного наступления нехарактерным для себя апперкотом левой. Но у немца оказалась буквально чугунная башка – он встал по шестому счету.
А в середине второй минуты Ханзен влепил Сергею такой свинг правой в скулу, что бой был проигран. Сергей пришел в себя минуты через две.
– Я бы его сделал, – досадливо сказал Вадим. Саня вполне справедливо возразил:
– Против тебя выставили бы кого-нибудь другого, и все.
– Как он меня звезданул… – сообщил Сергей, усаживаясь рядом с Ленкой. Та немедленно объявила:
– Я тебе сто раз говорила, двести говорила – бросай заниматься этим мордобоем!
– Как раз сейчас и брошу, – согласился Сергей почти искренне, придерживая голову рукой…
Противник Кольки по рукопашке был ясен, как пень, – это оказался дзюдоист, плотно занимавшийся боксом, весьма опасное сочетание. Что и выяснилось на пятой минуте, когда Колька попал в залом, из которого так и не смог вывернуться, хотя побагровел до слез на глазах.
Это был уже позор. Моя команда примолкла. Я клял себя за то, что вообще согласился на соревнования.
Тем более что мне предстояло фехтовать. И мой противник уже шел на пляж. Почти не было удивительно, что это оказался Андерс Бользен собственной персоной. Он на ходу салютовал мне охотничьим хиршфенгером. Я ответил на его салют. Клинки у нас были обмотаны надежно закрепленными полосами кожи.
Четвертую позицию, которую я привычно взял перед боем, он перекрыл третьей: правая рука с клинком – вниз-влево. Позиция была неупотребительная, и я сразу насторожился.
Не люблю неожиданностей и непонятностей в поединке.
Терпеть не могу. И первым атаковать человека, стоящего в третьей позиции, – дело опасное. Из такой позиции легко отразить любой удар и укол, а потом – ответить мгновенной атакой…
А, черт с ним…
Я атаковал «расщелиной» – прыжком вперед. В конце концов, еще Наполеон говорил: «Главное – ввязаться в схватку, а там посмотрим!»
Андерс мгновенно взял итальянский демисеркль – его рука метнулась вверх, отбрасывая мой палаш вверх в сторону и одновременно нанося свой укол. Я отбил его четвертой круговой и бросил палаш уколом вниз. Андерс взял, спасая колено, первую защиту и уколол в живот. Я взял вторую, отбросил хиршфенгер и уколол в колено. Вместо защиты Андерс пошел вперед, ловко пропустив у колена мое острие, и я вынужден был превратить неоконченный укол в третью круговую, поспешно растягивая дистанцию, но, едва Андерс окончил атаку, я уколол в живот. Палаш немца столкнулся с моим и сделал мгновенное обвязывающее движение – круговое завязывание! Я ощутил его очень вовремя, хотя покрылся ледяным потом, – и так же вовремя ответил, быстро приняв третью защиту. Палаш Андерса отлетел не острием в мое правое плечо, а просто в сторону – его усилие сыграло против него же…
Демисеркль!
– У-уа-а-а-а!!! – взревели зрители.
Андерс схватился руками за подбородок. Будь палаш у меня «боевым» – его острие либо вошло бы, раскроив губы, в рот, либо, скользнув влево или вправо, рассекло челюсть, после чего я легко добил бы раненого и ошеломленного болью противника.
– Та-нюш-ка-а!!! – проорал я, вскидывая палаш в ту сторону, где сидела – нет, прыгала! – Татьяна. Мое лицо горело. – Та-нюш-ка-а!!!
Немец подобрал палаш и, беззлобно улыбаясь (дышал он тяжело), сказал, подбирая русские слова:
– Тиль ван дер Бок говорил мне, что ты лучший боец, которого он когда-либо видел. Это было здорово.
– Ты видел Тиля? – улыбнулся я. Андерс махнул рукой: