что я запятнаю твою репутацию, когда вернусь в Англию, рассказав людям правду о том, что ты сделала. Можешь быть уверена, что мои уста будут запечатаны. У меня нет никакого желания опускаться в ту же канаву, что и ты. Я горжусь тем, что я джентльмен. Однако ты не леди.

Шафран чувствовала себя так, словно на нее напали физически. Она лежала на кровати, побежденная и обезумевшая. Одним махом, одним мгновением безрассудной страсти она потеряла двух своих самых близких друзей в мире. Чесси была первой, кто проявил к ней хоть какую-то доброту в поезде, идущем в Редин. На протяжении трех пасхальных каникул она и ее семья приветствовали ее в своем доме и относились к ней как к члену семьи. Как она могла отплатить за такую щедрость таким эгоизмом? А бедный Рори ... Шафран знала, что его письмо было вызвано завистью к Герхарду и его собственной неудовлетворенной, отвергнутой любовью к ней, а также неодобрением ее безнравственности. Он бы не подумал, что это так аморально, если бы был со мной в постели прошлой ночью. Но это не делало его возмущение ни менее оправданным, ни менее искренним. Она вела себя как бродяжка, шлюха, проститутка. Она отдалась мужчине и сделала это с радостью, безрассудно, не думая о последствиях своих поступков. И вот теперь, в самый первый раз, ей пришло в голову самое очевидное из всего этого: Боже мой, а что, если я беременна?

Шафран умирала от голода, но есть не могла. Она была измучена, но не могла усидеть на месте. Она должна была бежать, но ей некуда было идти, потому что как только она выйдет за пределы четырех стен своей комнаты, она окажется на вражеской территории.

Ее единственной надеждой была третье сообщение. Должно быть, письмо прислал Герхард, но у нее так дрожали пальцы, что она едва могла открыть конверт, потому что, если бы он и ее отверг, она осталась бы ни с чем.

Дорогая моя,

Я написал Франческе, объяснив, что не могу жениться на ней и беру на себя всю ответственность за свои поступки. В сложившихся обстоятельствах мне лучше всего уехать из Санкт-Морица. Я еду в Цюрих. Я бы очень хотел, чтобы ты присоединилась ко мне там, чтобы я мог представить тебя моему собственному "Маниоро". Он все объяснит. Я думаю о тебе, и мое сердце разрывается из-за тебя, потому что я знаю, как тебе будет больно сегодня. Просто знай, что я люблю тебя всем сердцем. Это очень трудный день, но ты хороший, добрый, красивый человек. Не забывай об этом. Я люблю тебя всем сердцем -G

PS: Я буду ждать тебя с 15.00 до 18.00 на вокзале Цюриха. Если ты будешь скучать по мне там, я остановлюсь в отеле "Баур о Лак".

Наконец-то у Шафран появилась хоть капля надежды. А еще у нее был план, которому нужно следовать, что-то делать, на какой поезд успеть. С этим возобновившимся чувством цели у нее слегка поднялось настроение. Она была далека от счастья, но сокрушительное, безнадежное отчаяние начало покидать ее душу. Она заказала завтрак и съела его, одновременно написав две короткие записки Чесси и Рори. Хотя она ясно дала понять, что никогда не собиралась причинять боль, она не пыталась оправдать то, что сделала, или оправдываться, или притворяться, что они не имеют права страдать. Она просто извинилась, в самых прямых и искренних выражениях, какие только смогла найти, даже не попросив у них прощения, потому что знала, что не имеет права просить об этом. Это было их право - прощать в свое время, если они того пожелают. А пока самое лучшее, что она могла сделать – единственное, что оправдывало бы все остальное, – это вложить все свое сердце и душу в любовь к Герхарду фон Меербаху.

И только позже ей пришла в голову одна мысль. Она обещала, ну, не совсем обещала, но определенно согласилась рассказать мистеру Брауну о своих впечатлениях о Германии и ее народе. Значит ли это, что она должна рассказать ему о Герхарде? В конце концов, она никогда больше не была в Германии, даже если – и тут Саффи не смогла удержаться от смешка – она знала намного больше, по крайней мере, об одном из ее жителей.

Нет, это была ее личная жизнь. Это было не его дело. И, уладив этот вопрос, она продолжила свой рабочий день.

Герхард ждал на платформе в Цюрихе, когда прибыл поезд из Кура. Шафран нервничала, когда приближался конец ее путешествия. Что, если она увидит его в холодном свете дня, вдали от волнения и очарования Санкт-Морица, и вдруг поймет, что сделала неверный выбор? Что, если бы она бросила его и вернулась к Чесси и Рори, стоя на коленях и умоляя их принять ее обратно? Перспектива была не из приятных: попрошайничество не было естественным для Шафран Кортни. Потом она улыбнулась про себя, подумав: "за исключением тех случаев, когда я умоляю его взять меня, плохая девчонка!

Эта мысль вызвала легкую дрожь во всем ее теле, потому что она обнаружила, что может почти воссоздать ощущение присутствия Герхарда внутри себя, просто подумав о том, как это было. И это восхитительное напоминание о чудесной ночи, которую она провела со своим мужчиной, убедило ее, что все будет хорошо.

Так оно и было. Герхард выглядел таким же съедобным, как всегда, в длинном оливково-зеленом пальто, с шарфом, обернутым вокруг шеи с небрежной элегантностью, которая заставила ее задуматься, почему ни один из студентов мужского пола, которые толпились в Оксфорде в своих университетских шарфах, никогда не выглядел и вполовину так лихо. Она бросилась в его объятия, и с того момента, как он снова обнял ее, в мире не осталось ничего, кроме них, и она отдала бы всех и вся, чтобы удержать его. ‘Я хотел спросить, Может ли ты быть такой же красивой, какой я тебя запомнил, - сказал он, вторя ее собственным мыслям. ‘А вот и ты, сегодня еще красивее, чем вчера. Поцелуй меня.’

Она огляделась и нервно рассмеялась. ‘Но здесь так много людей! Они все увидят нас.’

‘'Позволь им. Каждый мужчина будет завидовать мне.’

"И каждая женщина будет желать оказаться на моем месте", - подумала Шафран, охотно отдаваясь его губам и языку и желая, чтобы они остались там, в этом чудесном объятии,