Спустя две недели после ареста Эндрю Раванеля Элизабет Кершо Батлер, неожиданно сев в кровати, издала слабый, странный крик, разбудивший дочь, дремавшую в кресле подле кровати. Когда Розмари поднесла зеркальце к губам матери, оно не запотело.

Сын Розмари, Луи Валентин, спал крепко и только что-то пробормотал, когда она перенесла его в спальню и уложила у себя на кровати. Потом пошла на кухню заварить чай. Розмари не плакала об утрате. Она скорбела о том, чего мать так и не обрела.

В этот же день Розмари написала подруге:

Дорогая Мелани,

Моя мать, Элизабет Батлер, ушла в небесную обитель сегодня рано утром. Скончалась она без мучений.

Как ты, должно быть, слышала, Эндрю Раванеля арестовали за деятельность в Клане. В прошлую субботу я отвезла ему одежду в лагерь на окраине Колумбии. За лагерем надзирает федеральная кавалерия, но то ли благодаря бывшему рангу, то ли потому, что они тайно разделяют взгляды Эндрю, у него в этом переполненном свинарнике отдельная палатка. Я и представить себе не могла, что клановцев, оказывается, так много!

По словам Эндрю, как только соберутся специальные суды[69], ему предъявят обвинение в убийстве нескольких негров.

Вот так. Я его предупреждала. Увы, мои слова ничего не изменили, равно как и мои глубокие расстройство и печаль. Ожесточение и злоба марают невинных вместе с виноватыми! Теперь, выходит, Луи Валентин вырастет сыном осужденного убийцы?

Ретт предупреждал Эндрю о последствиях, но Эндрю слишком горд, чтобы прислушиваться к советам.

Луи Валентин знает, что с его папой случилось что-то плохое. Я не нашла слов объяснить, что именно.

Мой отец как-то говорил, что в Батлерах течет дурная кровь, проклятие рода. Думаю, это проклятие — отсутствие любви.

Я вышла замуж за Джона, чтобы сбежать от тирании отца, и не ценила его бесхитростную доброту до тех пор, пока не стало слишком поздно. Добро медленно пробивает себе дорогу, милая Мелани, и накапливается в нашей памяти по крохам. В юности я была очарована Эндрю — лихим наездником, лучшим танцором, бесстрашным бойцом, человеком, который мог полностью посвятить себя выбранному делу! А может, я втайне надеялась, что его отчаянная смелость передастся и мне?

Что сломило его — плен ли, поражение, — не могу сказать.

Но доблестный Эндрю превратился в жуткую карикатуру на самого себя.

Что мне теперь делать, Мелани?

В отличие от Скарлетт у меня нет склонности к бизнесу. Меня готовили к роли матери, жены, хозяйки. Похоже, я унаследовала отшельническую натуру матушки и порой целыми днями не покидаю наш дом на Чёрч-стрит, 46.

Брата Джулиана исключили из законодательного собрания вместе с саквояжниками. Он нашел работу клерка.

Дамы, с которыми я работала на Свободном рынке, организовали школу для девочек: Чарльстонскую женскую семинарию. Приглашают меня преподавать. Я немного знаю французский и тонко чувствую правила приличия (пусть и оттого, что сама их нарушала). Надеюсь, из меня выйдет неплохая учительница.

Я похороню маму, а когда вернется Ретт, не буду — НЕ БУДУ — спрашивать его, что делать!

Я была замужем за одним хорошим человеком и одним распутником. Вряд ли я выйду замуж снова, но если так случится, мне бы хотелось, чтобы это был человек, которому я нужна.

Хвала Господу за нашу дружбу.

Всегда твоя,

Розмари

Эндрю Раванелю казалось, что он уже видел этого бородатого негра. Его выставляли на торгах Джона Хьюджера, где Эндрю пытался купить Кассиуса. Вроде колесный мастер? Или плотник?

Бородатый сказал:

— Виновен.

Высокий негр сказал:

— Виновен.

Негр в желтой жилетке сказал:

— Виновен.

Лысый негр сказал:

— Виновен.

Эндрю поскреб шею. Ну и жара!.. Да и немудрено: люди набились битком в зал чарльстонского суда, вот отчего такая жара и духота.

Сухопарый негр сказал:

— Виновен.

У этого парня не было ни грамма мяса. Он бы и впол-силы не смог работать.

Четырехглазый негр сказал:

— Виновен.

Интересно, зачем неграм очки? Они ведь не умеют читать. Что за ирония: двенадцать негров выносят приговор полковнику Конфедеративных Штатов Америки!

Худой морщинистый негр сказал:

Виновен.

Почему некоторые из них сморщились, как сушеные яблоки?

— Виновен.

Господи, а этот толстый! Как тут скажешь, что с ними плохо обращались? Был бы он свиньей, пора было бы его резать. Отличные окорока вышли бы из парня.

— Виновен,

— Виновен.

Эндрю обернулся и кивнул парочке старых приятелей, но они сделали вид, что не узнали его.

— Виновен.

Полгода назад они бы его узнали, точно… Эндрю поймал взгляд Розмари — такой свежей, будто только что из ванны.

— Виновен.

Виновен в чем? В сопротивлении правительству тирана?

Федеральный судья стукнул молотком.

— Мистер Раванель, суд присяжных признал вас виновным в четырех умышленных убийствах. Что вы можете сказать суду?

Судью Бойда прозвали Питбуль. И правда похож.

— Полковник Раванель, ваша честь, — сказал Эндрю.

— Полковник Раванель. Суд перед вынесением приговора желает принять к рассмотрению в доказательство вашего раскаяния рассказ о ваших ужасных деяниях. Адвокат нам разъяснит, полковник Раванель, и я не стану повторяться, что без раскаяния приговор будет суровым. Слушание приговора состоится завтра в этом же зале, в десять часов.

Вы даете слово чести джентльмена, что не сбежите?

Эндрю улыбнулся. «Мое слово чести, Питбуль?»

Прежде чем он смог ответить, вскочил адвокат Эндрю, Уильям Эллсворт.

— Я даю слово, судья Бойд. Мой клиент будет здесь.

— В таком случае, Эндрю Раванель, вы оставлены на свободе под расписку, дабы успеть подготовить речь, которая тронет наши сердца. До завтра в десять.

Молоток судьи опустился на стол.