духом, буквально выпалил все, что было на уме у многих: этот шаг будет иметь самые неблагоприятные последствия, он поведет к падению престижа Династии и Империи, к умалению ореола верховной власти и может вызвать даже брожение в стране.

Выслушав все это, Император остался непреклонен. Мало того, заявил, что, имея право давать разрешения на морганатические браки членам Династии, он вправе распорядиться и своей персоной. Хотя министру стало ясно, что Александр II желает брака любой ценой, но он все продолжал приводить какие-то аргументы, думая, что речь идет об отдаленном будущем. Когда же сановник узнал, что венчание назначено на послезавтра, то понял, что все уже бессмысленно.

Затем у Адлерберга состоялась встреча тет-а-тет с Екатериной Михайловной, с которой он разговаривал впервые в жизни. Министр пытался и невесте доказать опасность, пагубность предстоящего, но быстро пришел к заключению, что с таким же успехом мог бы убеждать и «дерево».

Княгиня на все доводы и аргументы неизменно отвечала одной фразой: «Государь будет счастлив и спокоен, только когда повенчается со мной». В момент «диспута» дверь в комнату приоткрылась, и Самодержец робко спросил, может ли он войти. В ответ на это Юрьевская закричала: «Нет, пока нельзя». Это было сказано таким тоном, которым, по наблюдениям Адлерберга, приличные люди не разговаривают «даже с лакеем». Это потрясло царедворца. Граф был сломлен, растерян и когда Государь в очередной раз попросил его стать шафером, то уже с полным отрешением дал свое согласие.

Через два дня, 6 июля 1880 года, вскоре после полудня, в небольшой комнате нижнего этажа Большого Царскосельского дворца у алтаря походной церкви состоялся обряд венчания. Государь был в голубом гусарском мундире, невеста в простом светлом платье. Священник трижды повторил: «Обручается раб Божий, благоверный Государь Император Александр Николаевич с рабой Божьей, Екатериной Михайловной».

Они стали мужем и женой. Свидетелями на церемонии были министр Императорского Двора граф Александр Владимирович Адлерберг, начальник Главной Императорской квартиры Александр Михайлович Рылеев (1830–1907) и генерал-адъютант Эдуард Трофимович Баранов (1811–1884).

Царь попросил всех присутствующих сохранять происшедшее в тайне. Но сразу же возник вопрос о реакции Наследника. На это Александр II заметил, что сам сообщит ему, когда тот вернется (семья Цесаревича отдыхала в Гапсале). При этом Александр II заметил: здесь он не видит никакой проблемы, так как Государь «единственный судья своим поступкам».

В тот же вечер Император подписал указ Сенату о предоставлении морганатической супруге и своим незаконнорожденным детям титула светлости и фамилии Юрьевских (этот указ держался в тайне шесть месяцев).

Император не скрывал своего счастья. В письме к сестре Ольге Николаевне (в замужестве королева Вюртембергская) сразу после венчания сообщал: «Княжна Екатерина Долгорукая, несмотря на свою молодость, предпочла отказаться от всех светских развлечений и удовольствий, имеющих обычно большую привлекательность для девушек ее возраста, и посвятила всю свою жизнь любви и заботам обо мне. Она имеет полное право на мою любовь, уважение и благодарность. Не видя буквально никого, кроме своей единственной сестры, и не вмешиваясь ни в какие дела, несмотря на многочисленные происки тех, кто бесчестно пытался воспользоваться ее именем, она живет только для меня, занимаясь воспитанием наших детей, которые до сих пор доставляли нам только радость».

Цесаревич и Цесаревна узнали о происшедшем лишь после возвращения из Гапсаля 13 августа. Император призвал их быть добрыми по отношению к Екатерине Михайловне и заверил, что никогда не будет навязывать им ее общество. Мало того, он попросил сына войти в состав небольшой комиссии приближенных, готовивших указ об обеспечении прав Юрьевской и ее детей в случае его преждевременной кончины.

Цесаревич, как громом пораженный, безропотно принял волю Царя. Цесаревна же от полученного известия чуть не лишилась чувств. Затем появилась Юрьевская, которая поцеловала руку Марии Федоровне и сказала, что Император сделал ее супругой, что она вполне счастлива и никогда не позволит себе «выйти из своей скромной роли».

После расставания с Царем и «его дамой» у Цесаревны с мужем состоялся долгий, «просто душераздирающий разговор». Нет, они, конечно же, не исключали, что Император рано или поздно может осуществить свое намерение, но что это случится так скоро, всего через шесть недель после смерти Марии Александровны, – такого представить не могли. Испытанием являлись личные встречи с «новообретенной» женой Императора, которых Цесаревич и Цесаревна всеми силами старались избежать. Однако это было не в их власти.

Княгиня Юрьевская очень хотела стать «своей» в великокняжеском кругу. Однако все время ее обдавало лишь холодом светской учтивости. Однажды она не выдержала и спросила великого князя Алексея – четвертого сына Александра II, почему Великие князья и княгини так холодны с ней. «Я теперь замужем, в чем они могут меня упрекнуть?» Несдержанный на язык Алексей Александрович, услыхав такое, ответил, как думал: «Очевидно, они не могут забыть Вашего прошлого». Юрьевская это неделикатное высказывание Императору не передала, но больше подобных вопросов не задавала.

Александр II мало интересовался мнением родни. Его заботило главным образом ее уважительное отношение к его новой супруге. Здесь он поблажек никому не делал.

Вскоре у Царя возникла навязчивая идея сблизить старую семью с новой, и в этом своем желании он не считался с чувствами сына и невестки. Однажды Мария Федоровна прямо заявила Александру II, что не желает общаться с Юрьевской, на что тот возмущенно заявил: «Попрошу не забываться и помнить, что ты лишь первая из моих подданных». Так с некогда любимой Минни Монарх никогда еще не позволял себе разговаривать…

В конце августа 1880 года император отбыл в Ливадию. Перед отбытием «настоятельно попросил» Цесаревича приехать к нему с семьей. Сын обещал. Обсудив ситуацию, Александр и Минни пришли к заключению, что во имя мира в Императорской Фамилии они должны смириться и беспрекословно выполнять волю Монарха. Они уже знали, что Юрьевская с детьми впервые открыто поехала в Царском поезде, хотя о браке Императора наверняка знал лишь ограниченный круг лиц.

Через три недели после отъезда Императора в Крым выехала семья Цесаревича. Александр и Мария тешили себя надеждой, что Государь сдержит обещание и не будет навязывать им общество своей новой семьи. Дорога была длинной. От Петербурга до главной военно-морской базы Русского флота на Черном море – Севастополя – ехали в поезде почти двое суток. Затем плыли на пароходе. Всю дорогу одна тема занимала. Терялись в догадках, не хотели верить плохим предчувствиям. Ситуация сразу же стала проясняться по прибытии в Ялту.

На причале встретил Александр II. После первых приветствий и поцелуев он огорошил заявлением, что княгиня нездорова и не могла