День 13-й, второй месяц всходов

В полдень Асет жестом подозвала меня к себе, ибо она все еще не может вдохнуть столько воздуха, чтобы говорить громко. Она отказывается продолжать принимать мандрагору, говорит, что предпочитает знать, что она все еще в этом мире.

– Послать сообщение Сенмуту, чтобы привез домой Мери? – спросил я, предупреждая ее желания.

– Скоро. Но не сейчас. – Асет посмотрела в сторону двери. – В сад… почувствовать солнце.

Я позвал Мерит и попросил ее постелить тюфяк у пруда и принести фиников и персиковых плодов, надеясь, что Асет по такому случаю начнет и есть. Но когда я поднял жену с лежанки, кожа вокруг ее губ побелела, а это значит, что я, несмотря на всю свою осторожность, причинил ей невыносимую боль.

– Где… мой отец? – спросила Асет, глядя мне в глаза, чтобы понять, не вру ли я.

Я взял ее руку и рассказал все, кончая сообщением от Мены. Асет закрыла глаза – я думал, чтобы поспать, но потом заметил, что из глаза вытекла слеза. Я вскочил на ноги, намереваясь вывести Рамоса из его логова.

Она остановила меня кивком головы.

– Принеси мою… сумку. Со мной… будет хорошо. Не одна. Тули… со мной. – Меня обдало холодом, но я сделал, как она просила, и прибежал назад, чтобы подбодрить ее.

– Может, помыть твоего львенка из корня папируса? – пошутил я, открыв ее сумку и вытащив льва.

Она вытянула здоровую руку, чтобы ощупать содержимое.

– Принеси… ожерелье с головой барана, – прошептала она. Я очень обрадовался тому, что Асет о нем вспомнила, ибо женское тщеславие – верный признак возвращающегося здоровья, так что я схватил ожерелье, которое подарил ей по случаю рождения нашей дочери. Но Асет не позволила мне надеть его ей на шею, просто положила в сумку, а потом перевела взгляд на меня.

– Выслушай, муж. Это… мое наследство… Мери. Лев и ожерелье… из слоновой кости. Не золото… отцовское. Доска… от деда. Аменхотепа. Стихи, твои… когда первый раз… вместе… как муж и жена. И все. И никто… не узнает… кто она. Сейчас. Или потом. Остальное отдай… Мерит.

– Поговорим об этом, когда тебе снова станет хорошо, – заспорил я.

– Обещай. Обещай… любимый.

– Конечно, только…

Асет дотронулась кончиками пальцев до моих губ.

– Не… закончила. – Я кивнул, прижимая пальцы жены к губам – настолько я изголодался по ее прикосновению. – Ты. И Мери. Вернитесь… в Анибу… придет твое время присоединиться ко мне… – она схватила ртом воздух, – договорись с Небет. Я буду заботиться о ее… а она о моих. – Она улыбнулась, вспомнив что-то. – Небет записала… в брачный договор.

– Разумеется, твой отец…

Асет перекатила голову из стороны в сторону.

– Трон Гора отбрасывает длинную тень. Позаботься… не пересекла ее… как меня.

– Сенмут говорит, что Мери волнуется. Приведу ее домой утром. Тогда сама с ней поговоришь.

Асет снова покачала головой:

– Лучше пусть… помнит меня… как раньше. А не такой. – Глаза Асет закрылись, потом снова открылись. Она посмотрела прямо на меня. – На этом для нас все не может кончиться, Тенра. Это было бы не… маат.

А маат – оставлять меня идти к западному горизонту одному? – хотелось крикнуть мне, чтобы она не отправлялась туда, куда собралась.

– Пусть кровь… на моих губах… будет сладкой… как ягоды, – прошептала Асет между короткими вдохами. – Дай мне волшебство. Заклинание… хорошей жизни.

Я так и не узнаю, сказала ли она это мне – или богу.

Зная, что скоро конец, человек ощущает завтрашнюю печаль и сегодняшнюю радость. Он поднимает глаза к небесам и живет без сожаления. Он горюет – значит, он человек. Он становится сердцем и языком бога. Из смертности он создает нечто бессмертное.

Норманди Эллис, «Пробуждающийся Осирис»

27

Когда в пятницу утром они приехали в музей, Сети Абдалла уже ждал. Он сидел за длинным столом, стоявшим в центре комнаты, за которым Искандер работал над извлечением свитка. Теперь же на столе ничего не было, кроме стопки бумаг, лежавшей у Сети под рукой. Он как всегда вежливо встал, чтобы поприветствовать гостей, расспросил о поездке в Луксор, хотя Кейт понимала, что это не то, что его заботит. Думал Сети о чем-то другом.

– Боюсь, по телефону я был не совсем откровенен, – признался он Максу, как только они сели. – Свиток был в таком хорошем состоянии, что Хосни развернул его всего за несколько часов. К тому времени, как вы мне позвонили, у меня уже были готовы фотографии и я начал перевод. Вы должны простить мой маленький обман, но я надеялся к тому моменту, как вы вернетесь, понять наверняка, ваш ли это человек. Я уже сказал, что было два свитка?

Кейт с Максом тут же кивнули.

– Может, будет проще сразу показать вам рисунки. – Сети начал раскладывать фотографии восемь на десять, край в край, две по ширине и четыре по высоте.

Проявилось очертание, Кейт встала, чтобы не мешали блики на глянцевой бумаге, и шок узнавания потряс ее до самой глубины души. Это было человеческое тело с извилистыми красными и синими линиями, словно голые ветви растущего внутри дерева. И это дерево Кейт уже видела.

– Доктор Кавано, возможно, вы выскажете профессиональное мнение? – спросил Сети.

Макс насилу смог отвести взгляд, но наконец все же посмотрел на Кейт, потом на Сети.

– Я бы сказал, что это диаграмма кровеносной системы. И чертовски хорошая, принимая во внимание, когда она была нарисована.

– Да, учитывая распространенное мнение, что по меньшей мере до III или IV века нашей эры между венами и артериями различий не видели, – согласилась Кейт.

– Это не все, – добавил Макс. – Тут также показано, что кровь через легкие переходит с одной стороны на другую, а до этого дошли лишь… когда? – Он посмотрел на Кейт. – Еще через тысячу лет?

– В XV веке. Везалий[76], – помогла она, а потом посмотрела на Сети.

– Так, – вздохнул тот в своей французской манере, – историю медицины пора переписывать. – Он улыбнулся и потер руки. – Тогда у нас впереди много работы, надо выяснить, как это знание могло перейти от моих предков к персам, и, вероятно, к грекам. Конечно, если это хранилось в Александрийской библиотеке…

– А во втором свитке – медицинский текст, как мы и ожидали? – с нетерпением поинтересовался Макс.

Сети покачал головой:

– Рецептов или заклинаний для лечения болезней или ран я не обнаружил, если вы об этом. Я бы сказал, что это больше похоже на личный дневник, который вел врач по имени Сенахтенра, этот суну, сопровождающий вашу Ташат в путешествии по вечности. – Он сделал паузу. – Но зовут ее Асет. Сейчас бы мы назвали ее Исидой.